Исторические статьи

[Peyote_old]

Наконец-таки добрался с кофем до этой темы.

Очередное спасибо.!

[Alex_D]

Вокруг Света

Максим Моргунов

 

Красное небо (часть4)

 

В тяжелейших воздушных сражениях 1943—1944 годов советские ВВС не только смогли сдержать натиск Люфтваффе, но и постепенно завоевать оперативное превосходство в воздухе, которое сохранилось до самого конца войны.

 

Первой успешной для советских ВВС операцией в войне стало сражение в небе над Кубанью, длившееся с середины апреля до начала июня 1943 года. После разгрома под Сталинградом немецкие группы армий «А» и «Дон» закрепились в районе Ростова и на Таманском полуострове. Быстро построив на Тамани сильно укрепленную линию обороны, получившую название Голубая линия, немцы надежно прикрыли Крым, что позволяло им контролировать все морские коммуникации. Фактически все пространство между Черным и Азовским морями представляло собой сплошную линию обороны. В результате части Северо-Кавказского фронта, начавшие наступление в марте 1943 года, довольно быстро «увязли» в районе Новороссийска, неся большие потери. Выходом из сложившейся ситуации стала блестящая морская десантная операция, проведенная в районе Мысхако и позволившая советским войскам захватить небольшой плацдарм, получивший название Малая земля. Именно из-за Малой земли и развернулась крупнейшая с начала войны воздушная битва. 17 апреля одна из лучших в Люфтваффе эскадр пикирующих бомбардировщиков StG2 под командованием Эрнста Купфера начала «обработку» советского плацдарма, обрушив на него несколько сот тонн авиабомб. Только за один этот день немецкие пикировщики совершили около 500 боевых вылетов, то есть каждый из летчиков вылетал не менее 5 раз!

 

Советским истребителям не удалось помешать «Юнкерсам-87», или «Штукам», из-за энергичного противодействия противника. Положение приобрело настолько угрожающий характер, что маршал Георгий Жуков и командующий ВВС маршал Александр Новиков приняли решение о срочной переброске на Кубань трех авиакорпусов и 267-й истребительной авиационной дивизии (ИАД) из резерва верховного командования. Таким образом, общее количество советских самолетов в этом районе превысило 1 000 единиц, и уже на следующий день в небе над Мысхако началось ожесточенное воздушное сражение. В течение месяца на этом участке протяженностью 30 км каждый день происходили беспрерывные воздушные бои с участием истребителей, бомбардировщиков и штурмовиков. И надо сказать, что именно в ходе этих сражений тактика советских ВВС значительно усовершенствовалась.

 

К началу июня 1943-го интенсивность воздушных боев резко снизилась. Причиной тому послужила переброска всех немецких штурмовиков и бомбардировщиков на центральный участок фронта — под Курск. Советские ВВС также начали передислокацию в этот район. Именно там должна была решиться судьба войны.

 

В июне 1943 года в районе так называемого Курского выступа немецкое командование сосредоточило около 2 000 самолетов, что составило 70% всей авиации, дислоцированной на Восточном фронте. Истребительные эскадры противника имели на вооружении значительное количество самых современных на тот момент «Фокке-Вульфов 190 А-4», оснащенных 4 пушками и 2 пулеметами. В распоряжении штурмовых эскадр поступили последние модификации пикировщика Ju-87G с двумя 37-миллиметровыми пушками на борту в подвесных контейнерах, а также бронированные штурмовики «Хеншель-129», предназначенные для эффективной борьбы с танками.

 

Советское командование с учетом резервов располагало на Курском направлении примерно 5 000 самолетов всех типов. Сражение началось 5 июля 1943 года. По свидетельствам участников и очевидцев битвы, ничего подобного не видел никто и никогда. Сотни советских и немецких самолетов одновременно находились в воздухе, ожесточенные бои велись на всех высотах — от нескольких километров до нескольких метров над землей.

 

Почти шестеро суток истребителям Люфтваффе удавалось удерживать захваченное на первых порах преимущество в воздухе. Добиться этого они смогли ценой неимоверного напряжения сил: 5 — 6 вылетов в день были тогда совершенно обычным явлением, некоторые же пилоты совершали до 9 ежедневных вылетов!

 

Советские ВВС не сразу «втянулись» в сражение. И хотя самолетов было много, летали они небольшими группами, не превышавшими 10 машин. Система наблюдения, оповещения и наведения самолетов на цели противника поначалу была далека от идеала, да и внедрение «кубанского» метода шло с большим трудом. В результате советские истребители зачастую оказывались не там, где нужно, что существенно упрощало задачи немецких пилотов.

 

Сложившуюся ситуацию удалось выправить лишь к 10 июля, когда командиры авиакорпусов и дивизий начали лично руководить авиачастями по радио, находясь при этом на передовых позициях наземных войск и координируя действия летчиков в «режиме реального времени». В бой стали посылать не мелкие группы самолетов, а сразу целые полки, насчитывающие от 30 до 40 машин.

 

 

Благодаря тому что почти на всех новых Як-7 и Ла-5, не говоря уже о первоклассно оснащенных «лендлизовских» «Аэрокобрах», были установлены радиостанции, появилась возможность наводить их на самолеты Люфтваффе по радио, что исключало необходимость непрерывного патрулирования, как это было раньше.

 

Помимо этого, советская сторона для обнаружения самолетов противника развернула 6 радиолокационных станций (РЛС), показавших себя с самой лучшей стороны. К тому же была развернута целая сеть наземных постов наблюдения, каждый из которых имел теперь телефонную связь. И пусть вся эта система действенного раннего обнаружения и наведения на противника своих истребителей по радио была во многом скопирована с немецкой, она сразу позволила вывести управление воздушным боем на совершенно другой уровень. Безусловно, не всегда хватало четкости действий в сравнении с доведенной до автоматизма немецкой системой, и тем не менее советские истребители успевали все чаще перехватывать немецкие бомбардировщики до их захода на цели, а не после.

 

К тому же именно тогда сформировался и получил свое развитие особый боевой порядок советских истребителей, просуществовавший до самого конца войны и получивший название «кубанская этажерка». Суть его состояла в том, что истребители, находящиеся в воздухе, эшелонировались по высоте в несколько ярусов, что существенно затрудняло немцам проведение внезапных атак и позволяло советским истребителям компенсировать проигрыш в скороподъемности.

 

В ходе тех боев отлично показал себя 16-й Гвардейский истребительный авиационный полк (ГИАП), возглавляемый выдающимися летчиком Александром Покрышкиным и имевший на фоне других полков минимальное количество потерь и самую высокую результативность. Сам же Покрышкин в небе над Кубанью сбил 16 самолетов, а командир эскадрильи из его полка Дмитрий Глинка — 21.

 

12 июля наземное наступление немцев на Орловском направлении захлебнулось, положив начало контрнаступлению советских войск, начавшемуся 3 августа на Белгородском направлении. Тот факт, что немцы потерпели неудачу, становился совершенно очевидным. В результате стремительной атаки советских танков на северном фасе Курского выступа дело и вовсе «запахло» разгромом, но тут в ситуацию вмешались Люфтваффе, сумевшие буквально спасти отступающие наземные части. Штурмовые эскадры StG 1 и 2 смогли ценой чудовищных потерь остановить продвижение советских танков в районе Карачева. В результате в некоторых немецких эскадрильях осталось не более чем по одному самолету!

 

Боевые действия на Курской дуге продолжались до середины августа, но ни о чем, кроме стабилизации линии фронта, немцы уже не помышляли. В этом грандиозном сражении Люфтваффе, потеряв около 1 000 самолетов против 2 500 советских, сделали максимум возможного, но даже этого оказалось недостаточно.

 

Особенно тяжелые потери понесли их бомбардировочные и штурмовые эскадры, восстановить прежний уровень подготовки которых так и не удалось до самого конца войны. У истребителей потери были не столь высоки, но во множестве хаотичных и беспощадных «собачьих свалок» погибло слишком большое количество «экспертов» и просто «крепких» пилотов, составлявших костяк истребительных эскадр. С этого момента уровень Люфтваффе стал снижаться. И пусть это снижение нельзя было назвать обвальным — до самого финала их эскадры сумели сохранить высокую боеспособность, но немецкие пилоты были уже вынуждены думать не столько о красивых победах, сколько о простом выживании. Гюнтер Ралль, одержавший 275 побед, так охарактеризовал то время: «Ближе к середине второй мировой войны, в 1943—1944 годах, русские накопили большой опыт ведения боевых действий, и у них появились машины, отвечавшие требованиям тех дней».

 

Стремясь остановить лавину американских стратегических бомбардировщиков В-17 и В-24, немцы были вынуждены перебросить с Восточного на Западный фронт половину всех своих истребителей, оставив на протяжении всего советского фронта не более 395 машин. В итоге преимущество советских истребительных авиачастей возросло десятикратно.

 

К середине войны в советских ВВС появилось множество признанных мастеров воздушного боя и сегодня известных едва ли не всем: Иван Кожедуб, Александр Покрышкин, Георгий Речкалов, Арсений Ворожейкин, Алексей Алелюхин, Георгий Костылев, Александр Клубов и многие другие летчики-асы.

 

Но, к сожалению, лишь очень узкому кругу людей, связанных с авиацией, известно, что самым результативным советским асом Великой Отечественной войны, одержавшим более сотни побед, является Иван Евграфович Федоров.

 

В 1932 году, будучи 18-летним, Иван Федоров, подобно тысячам своих сверстников, поступил в школу военных пилотов, где сразу же проявились его уникальные способности. Уже через 7 месяцев он на «отлично» сдал все экзамены за два года обучения и даже был награжден денежной премией и ценным подарком самим наркомом обороны Ворошиловым. Затем Федоров был направлен в должности младшего летчика в одну из авиачастей Киевского особого военного округа, где через два года интенсивных полетов и тренировок в возрасте 21 года(!) был назначен командиром 17-го авиаполка 56-й авиабригады.

 

В 1937-м Федоров в числе многих известных летчиков того времени отправился в Испанию выполнять «интернациональный долг». Почти за год войны Федоров одержал 20 воздушных побед и совершил два тарана. После Испании был Халхин-Гол, а затем Финская война. Вернувшись на родину, он был представлен к званию Героя Советского Союза. Но получить Золотую Звезду Федорову было не суждено.

 

На проводящемся в Кремле банкете в честь «воинов-интернационалистов», куда были приглашены и летчики, и пехотинцы, и танкисты, и моряки, возникла драка, закончившаяся стрельбой. Были и жертвы. Федоров, попавший под «горячую руку» сотрудников НКВД, был объявлен одним из зачинщиков скандала. В результате представление на «героя» было отозвано, а на Лубянке на Федорова заведена особая папка.

 

Из ВВС Федорову пришлось уйти. Он стал испытателем в КБ Лавочкина. Но НКВД так и не оставило летчика в покое и сделало все, чтобы сломать ему и жизнь, и карьеру…

 

Война застала Федорова в Горьком, где он работал на заводе испытателем. Целый год он безрезультатно «бомбардировал» высшие инстанции рапортами с просьбой отправить его на фронт, а в июне 1942-го попросту сбежал на войну на опытном истребителе ЛаГГ-3, сделав на прощание три «мертвые петли» под мостом через Волгу…

 

До линии фронта было почти 500 км пути, где его не только обстреливали зенитки, но и атаковали два МиГ-3 московских сил противовоздушной обороны. Счастливо избежав опасности, Иван Евграфович приземлился на аэродроме подмосковного Клина, в расположении штаба 3-й воздушной армии.

 

Командующий армией, прославленный полярный летчик Михаил Громов, выслушав подробный доклад «волонтера», принял решение оставить его у себя. За первые полтора месяца Федоров сбил 18 немецких самолетов и уже в октябре 1942 года был назначен командиром 157-го истребительного авиационного полка. Весну 1943-го он встретил уже командиром 273-й авиадивизии. А еще с лета 1942 до весны 1943 года Федоров командовал уникальной группой из 64 летчиков-штрафников, созданной по личному распоряжению Сталина. Тот считал неразумным отправлять пусть даже серьезно провинившихся пилотов в наземные штрафбаты, где они не могли принести никакой пользы, да и ситуация на фронте тогда складывалась так, что каждый обученный и опытный пилот был буквально на вес золота. Но командовать этими «воздушными хулиганами» никто из асов 3 ВА, куда были прикомандированы штрафники, не хотел. И тогда Федоров сам вызвался руководить ими. При том, что Громов наделил его правом расстреливать на месте каждого при малейшей попытке неповиновения, Федоров этим правом не воспользовался ни разу.

 

В мае 44-го Федоров, добровольно уйдя с должности командира 213-й авиадивизии, не желая заниматься «бумажной», по его мнению, работой, стал заместителем командира 269-й авиадивизии, получив возможность больше летать. Вскоре ему удалось собрать специальную группу, состоящую из девяти летчиков, вместе с которыми он занимался так называемой «свободной охотой» за линией фронта.

 

После тщательно проведенной разведки группа федоровских «охотников», хорошо знавшая расположение аэродромов противника, обычно к вечеру пролетала над одним из них и сбрасывала вымпел, представлявший собой банку из-под американской тушенки с грузом и запиской внутри. В этой записке, написанной на немецком языке, летчикам Люфтваффе предлагалось выйти на поединок, причем строго по числу прилетевших с советской стороны. В случае нарушения численного паритета «лишние» просто сбивались на взлете. Немцы, разумеется, вызов принимали. В этих «дуэлях» Федоров одержал 21 победу. Но, пожалуй, самый свой удачный бой Иван Федоров провел в небе над Восточной Пруссией в конце 1944-го, сбив сразу 9 «Мессершмитов», изготовившихся для атаки Ил-2 и неосмотрительно собравшихся в круг. За все эти яркие достижения ас получил фронтовое прозвище Анархист.

 

Все летчики «группы Федорова» получили звание Героя Советского Союза, а двое из них — Василий Зайцев и Андрей Боровых — были удостоены его дважды. Исключение составлял только сам командир. Все представления Федорова к этому званию по-прежнему «заворачивались».

 

В феврале 1945 года немецкое командование, стремясь сдержать наступление советских войск на Берлин, перебросило теперь уже с Запада на Восток около 500 истребителей. Но «разогнавшийся каток» было уже не остановить.

 

В последний год войны Люфтваффе столкнулись с проблемами советских ВВС времен начала войны. Уровень подготовки молодых пилотов был удручающе низок — всего 50 часов налета в учебных подразделениях против 300 часов «образца» 42-го. Новобранцы практически тут же отправлялись в первый самостоятельный боевой вылет, очень часто становившийся последним. Из рук вон плохим было также и снабжение горючим. Впрочем, качество немецких истребителей по-прежнему оставалось очень высоким.

 

В конце войны немцы летали на «Мессершмитах» Bf-109G 10, G-14 и K-4, а также на особенно удачном FW-190 D-9 «Дора». Все эти истребители развивали скорость до 700 км/ч и благодаря отличным ТТХ давали опытным пилотам возможность добиваться успеха в условиях огромного численного превосходства противника, а новичкам — оторваться от преследования.

 

Люфтваффе до самого финала не утрачивали своей эффективности, достаточно сказать, что потери советских ВВС в 1945 году составили около 2 000 истребителей, а Люфтваффе — около 1 000.

 

И все же в мае 1945-го советская военная авиация, ставшая к тому времени организованной и умелой боевой силой, праздновала заслуженную победу над лучшими летчиками в мире. Пилоты Люфтваффе были беспощадными, но хорошими учителями. Ученики же, как это часто бывает, превзошли своих учителей, хотя последние взяли за это обучение слишком высокую плату.

 

Во всех крупных воздушных сражениях середины и конца войны активное участие принимал один из наиболее выдающихся летчиков-истребителей второй мировой войны, самый результативный пилот Люфтваффе Эрих Хартманн из JG-52, одержавший на Восточном фронте 352 победы.

 

Попав на фронт в октябре 1942-го, будучи 20 лет от роду, свою 150-ю победу он одержал уже через год. Хартманн сумел довести до совершенства основной тактический прием, присущий немецким истребителям, — внезапную атаку противника. Сам он атаковал, как правило, только в том случае, если для этого были благоприятные условия, всячески стараясь не ввязываться в маневренные бои, так называемые «собачьи свалки». Как говорили в Люфтваффе, он был из тех, кто предпочитал летать «головой», а не «мускулами». Хотя и в «мускульном» стиле пилотирования с Хартманном могли сравниться очень немногие. В учебном подразделении управлять боевым истребителем его учил чемпион Германии по высшему пилотажу Эрих Хохаген.

 

Эрих Хартманн стремился сделать свои действия максимально эффективными и, как никто другой, преуспел в этом: «Меня никогда не заботили проблемы воздушного боя. Я просто почти никогда не ввязывался в поединок с русскими. Моей тактикой была внезапность. Забраться повыше и по возможности зайти со стороны солнца... Девяносто процентов моих атак были внезапными и заставали противника врасплох. Если я добивался успеха, то быстро уходил, делал небольшую паузу и вновь оценивал обстановку…»

 

Еще будучи в учебных подразделениях, Хартманн отличался редкими способностями в воздушной стрельбе, практически всегда перекрывая установленные нормативы. А во время боевых действий для него не составляло особого труда поразить цель с 300 метров, хотя излюбленной его дистанцией было расстояние «пистолетного выстрела», а именно 50 — 70 метров. Поэтому его истребитель по крайней мере пять раз повреждался отлетающими обломками его «жертв», а Хартманн был вынужден идти на посадку. Вообще, это «упражнение» он проделывал за войну в общей сложности 15 раз, но всегда только из-за поражения его самолета зенитным огнем, чужими обломками или в результате технических неисправностей. Другим же истребителем Эрих Хартманн не был сбит в бою никогда, и ни разу за всю войну он не получил ни одного ранения. Правда, после одной из своих посадок «на брюхо» он попал в плен, но почти сразу же сумел бежать.

 

Огромную роль в военной карьере Хартманна сыграл его первый фронтовой учитель, фельдфебель Эдмунд Россман (93 победы), к которому Эрих «распределился» в качестве ведомого. Вот, как сам Хартманн вспоминал тогдашний свой «курс молодого бойца»: «Чувство свободного полета в условиях боя развивается довольно поздно. Управление самолетом уже не стоит на первом месте. Мысли настраиваются на новые требования, и тогда ты начинаешь видеть самолеты противника. Но если летчик, к которому тебя прикрепили ведомым, не дает тебе развивать эти качества, тебя обязательно собьют… Я был мальчишкой, слепым, как только что родившийся котенок. Позже я не мог себе представить, что было бы со мной, если бы меня послали в первый боевой полет с невнимательным и безразличным к судьбе молодого летчика ведущим. А таких у нас было много. Россман не только провел меня через этот критический период, но также обучил основам техники выполнения внезапной атаки, без которой я при условии, что меня самого до этого не сбили, стал бы самым обычным летчиком».

 

Впоследствии, уже будучи удостоенным в числе всего 9 пилотов Люфтваффе высших военных наград рейха — Рыцарского креста с Дубовыми листьями, Мечами и Бриллиантами, Эрих Хартманн больше всего гордился тем, что за всю войну не потерял ни одного ведомого.

 

Долгое время Хартманн летал на «Мессершмите», нос которого был разрисован узором из черных лепестков, похожих на тюльпан. Кстати, фронтовым прозвищем Хартманна было Буби, или Детка, полученное им за откровенно мальчишескую внешность. Впрочем, за голову этого Детки советское командование обещало денежную премию в 10 000 рублей, получить которую не суждено было никому…

 

За время боев на Кавказе, Украине, в Румынии, Венгрии и Чехословакии Эрих Хартманн совершил 1 425 боевых вылетов и принял участие в 825 воздушных боях.

 

В мае 1945 года, сдавшийся вместе с другими пилотами JG-52 в плен к американцам, он был передан советским властям. Проведя в сталинских лагерях 10 лет, он вернулся домой в октябре 1955 года. А в 1957-м, пройдя в США курс обучения пилота реактивной авиации, поступил на службу в ВВС ФРГ и много лет командовал лучшей истребительной эскадрой Бундеслюфтваффе —

JG-71 «Рихтхофен». Эрих Хартманн вышел в отставку в 1970-м в звании оберста (полковника). Умер самый результативный ас второй мировой войны в 1993 году.

[Alex_D]

Вокруг Света

Семен Федосеев

 

Дистиллят дьявола

 

 

Порох был и остается уникальным древнейшим изобретением человека и одновременно — извечным вершителем судьбы своего «изобретателя»: с его помощью целые цивилизации были обращены в рабство, благодаря ему же становились свободными. Со времени создания темный порошок унес миллионы жизней. Теперь уже и трудно представить, что в одном из своих применений порох развлекал человека, наблюдавшего за фейерверком. Не случайно на заре истории его называли «дистиллятом дьявола»

 

Европейцы, долгое время считавшие порох своим изобретением, были пренеприятно удивлены, когда в конце XV века обнаружили огнестрельное оружие у жителей Индии, потом и вовсе выяснили, что порох и огневые орудия давным-давно известны в Китае.

 

Оказывается не случайным и тот факт, что Петрарка еще в 1366 году сравнивал распространение пороха с эпидемией чумы, пришедшей в Европу незадолго до того именно из Азии. Позже европейские авторы выдвинули гипотезу, которая до сих пор чрезвычайно популярна. Дескать, азиаты изобрели порох, но использовали его только для увеселительных фейерверков, а вот европейцы додумались сделать его оружием. Однако тщательные исследования не только китайских, но и зарубежных историков (например, советского востоковеда С.А. Школяра) позволили восстановить историю возникновения порохового оружия и его путь из Поднебесной на Ближний Восток и в Европу.

 

Сера, селитра и уголь были обычными средствами восточной медицины. Арабы, узнавшие о селитре в VIII веке, именовали ее «китайским снегом». Даосские ученые изучали соединения серы и селитры еще в III веке. Так что вполне вероятно, что порох получили алхимики или фармацевты. Впрочем, в Китае, как и в Европе, в те времена это, как правило, были одни и те же люди. Первым упоминанием горючей смеси продуктов отжига древесины, селитры и серы считают трактат 682 года «Главные наставления по канону эликсира высшей чистоты» («Тайцин даньцзин яоцзе») ученого и лекаря Сунь Сымяо. Исследуя способы очистки селитры и серы с помощью древесного угля, он получил быстрогорящее вещество, от чего и предостерегал коллег. Однако последователи ученого продолжили исследование «сверхъестественной» смеси.

 

В 808 году Цин Сюйцзы описал способ приготовления горючей смеси из серы, селитры и древесного угля. Это уже можно было назвать порохом, хотя многих известных нам свойств пороха эта смесь еще не имела — ни по скорости горения, ни по виду, ни по весовым пропорциям. Это был даже еще не порох (то есть не порошкообразное вещество), а пороховая мякоть. В Китае за таким веществом установилось название «хояо», состоящее из слов «огонь» и «лекарственное средство». Любопытно, что «огневым зельем» именовали порох и на Руси.

 

Встречаются утверждения, что на Востоке знали порох еще до Рождества Христова. Историк В.В. Арендт, впрочем, считал это не более чем анекдотом. Иначе пришлось бы признать, что минимум на 700 лет китайцы каким-то образом утеряли секрет изготовления этой смеси. Тем не менее легенды о «древности» порохового оружия цитируются до сих пор. Скажем, в популярном американском мультфильме «Мулан» (правда, американцы славятся своим вольным отношением к истории) оружием китайцев в борьбе с гуннами стали пороховые ракеты — и это в четвертом-то веке нашей эры! Существуют, впрочем, и более забавные теории, например отнесение к огнестрельному оружию упоминаемых в Библии иерихонских труб.

 

Китайские «зажигалки»

 

В IX веке нашей эры, когда «сверхъестественная» смесь стала известна, до огнестрельного оружия было еще очень далеко. Для фейерверков пороховой состав тоже пока не годился. Зато его стали применять как зажигательное средство. Именно в IX веке порох в этом качестве прочно вошел в военное дело. Кроме угля, серы и селитры в состав зажигательной смеси включали растительные волокна, сосновую смолу, воск, масла. В трактате «Об основах военного дела» («Уцзин цзунъяо»), написанном в 1044 году, кроме трех основных составляющих «огненного зелья» упоминались вещества, регулирующие скорость горения. В смесь могли добавлять и ядовитые компоненты, их китайцы применяли в военном деле издревле. Вообще химическое оружие в форме зажигательных и отравляющих составов куда старше огнестрельного.

 

Такими смесями начиняли снаряды метательных машин, сосуды с ними крепили к стрелам арбалетов. Пороховым снарядам давали образные имена: «Бамбуковый огненный ястреб» или «Огненный ястреб с железным клювом». В середине XI века в городе Кайфэн (столице Северной Сун) порох и пороховые снаряды производил особый цех. Постепенно появились указы, запрещающие торговать селитрой и серой, — они стали стратегическим сырьем.

 

Порох «учиться» взрываться

 

Войны, которые велись во времена правления династии Сун (960—1279 годы), привели к быстрому развитию нового оружия. Рецептуры совершенствовались: от примесей постепенно отказались, улучшилось качество селитры, изменились пропорции. Ранние пороховые составы имели около 50—60% селитры, но постепенно доля ее повышалась. А вместе с ней повышалось и фугасное действие смеси — порох «учился» взрываться (хотя такое его поведение представляет собой просто быстрое послойное горение). В результате — уже к концу XII века китайцы использовали «хояо» в боевых условиях. Сначала фугасные снаряды метали из камнеметов (об этих «бомбах громовых раскатов» сохранилось немало поэтических строк). Затем появились примитивные ручные гранаты, которые не столько разрушали и убивали, сколько пугали. Однако в XIII веке с помощью взрывчатых снарядов уже разрушали подкопы в ходе крепостных войн. А когда монголы в 1277 году осадили крепость Цзинцзян, бойцы гарнизона мощным пороховым зарядом взорвали себя вместе с захватчиками. В конце XIII века применялись уже устанавливаемые в грунт фугасные мины («подземный, опрокидывающий небо гром») с запалами.

 

Был и снаряд с готовыми осколками — шар из пороховой мякоти окружали железными колючками или покрывали осколками фарфора.

 

Фугасный характер зарядов потребовал и новых средств воспламенения. Раньше, пока не очень опасались взрывчатого поведения смеси, порох поджигали раскаленным шилом. В XIII веке китайцы уже использовали запальные шнуры — тонкие бумажные трубки, наполненные пороховой мякотью и обмотанные для крепости растительными волокнами (прототип бикфордова шнура).

 

Со временем новая смесь потребовала и прочной оболочки: появились глиняные и железные снаряды — предтечи артиллерийских бомб. Они тоже могли нести готовые осколки или химические добавки — например, негашеную известь, опалявшую лица и глаза солдат противника. Были и тяжелые снаряды для мощных катапульт, составленные из двух сосудов. В одном — укладывался порох «взрывчатой» рецептуры, в другом — «зажигательной».

 

Эти «огневые снаряды» у китайцев переняли завоеватели — сначала чжурчжэни (племена, живущие на востоке Маньчжурии), а потом и монголы. В 1241 году, во время нашествия монгольских орд на Европу, во время битвы при Легнице-Вальштадте в Моравии немцы, поляки и моравы сполна ощутили на себе силу пороха, который метали по ним монголы. Фугасные и зажигательные ручные гранаты примерно в то же время использовали также волжские булгары.

 

Копья неистового огня

 

Взрывное действие пороховой смеси навело на мысль использовать ее не только для получения, но и для «метания» огня. Около 905 года была изобретена «огненная пика», на конце которой крепился пороховой заряд, выбрасывавший в сторону противника сноп пламени и искр. Действовал такой «огнемет» недалеко, но эффектно.

 

15 сентября 1132 года (если верить пересчетам дат с восточного календаря в григорианский) жители, оборонявшие город Дэань, сожгли штурмовые лестницы осаждавших с помощью бамбуковых трубок, которые выбрасывали снопы горящих хлопьев уже несколько дальше. Такое оружие («хоцян», «огневое копье»), обслуживаемое двумя бойцами, было пока прототипом не столько ружья или пушки, сколько фугасного огнемета. Однако в нем уже появились определенные базовые элементы: закрытый с одного конца ствол, метательный пороховой заряд и «снаряд» (пока в виде горючих веществ).

 

Создание этого первого ствольного порохового оружия приписывают известному военному деятелю Чэнь Гую. Он был гражданским чиновником, но, когда в 1127 году сначала китайские дезертиры, а потом и чжурчжэни напали на Дэань, он возглавил гарнизон крепости и проявил немалый талант военачальника. Пять лет Дэань выдерживал осаду и штурмы, в то время как остальные правители и чиновники быстро сдавались. Кроме «копий яростного огня» (как еще именуют упомянутое оружие) Чэнь Гуй разработал систему использования камнеметов и аркбаллист, реализовал метод стрельбы (из тех же камнеметов) с закрытых позиций по указаниям корректировщика, предложил новую планировку крепостей. Недаром в Дэане в его честь воздвигли храм, а на поминальной доске воина-изобретателя назвали «мудрейшим защитником», «умным и сообразительным». Но вернемся к началу огнестрельного оружия.

 

На Востоке пороховые огнеметы распространились достаточно широко. Арабы, получившие секрет пороха и зажигательного оружия от китайцев, стали использовать в огнеметах железные стволы с деревянными рукоятками. Некоторые их орудия даже обладали многослойными зарядами, которые поджигали со стороны дула: из ствола силой пороха порциями выбрасывался горящий состав, а с ним — толченое стекло и железные опилки. Первыми европейцами, испытавшими на себе действие пороховых огнеметов, стали крестоносцы. Оставалась самая малость — усилить метательное действие и заменить зажигательные снаряды более тяжелыми и крепкими, способными лететь дальше.

 

Ранние «огнестрелы»

 

Настоящим огнестрельным оружием первыми обзавелись арабы. В конце XII века ученый Шемс ад-Дин Мухаммад описывал орудие под названием «модфа» (или «мадфа»), которое ознаменовало переход к огнестрельному оружию. Новое изделие стреляло снарядом «бондок» (в переводе с арабского — «орех»). Таким образом, появился снаряд, обеспечивающий поражение противника на расстоянии. Вполне естественно, что первые снаряды огнестрельное оружие получило от баллист и арбалетов, хотя по прицельной дальности и надежности еще много уступало им. В 1273 году некое подобие пороховой пушки применил военачальник Абу-Юсуф из династии Меринидов при осаде города Сиджильмасы.

 

По мнению одних исследователей, китайцы заимствовали такие пушки от арабов, по мнению других — изобрели их сами. Согласно хронике «Тунлян Канму», некие пороховые метательные орудия использовались в 1232 году (через сто лет после Чэнь Гуя, но до появления пушки Абу-Юсуфа) при обороне упомянутого уже города Кайфэн от монголов. Эта осада, судя по описаниям, ознаменовалась применением пороховых средств обеими сторонами — обороняющиеся использовали прототипы огнестрельных орудий и «огненные стрелы», осаждавшие — камнеметы с зажигательными пороховыми снарядами.

 

В 1259 году при обороне города Чоучунь использовались бамбуковые стволы с пороховой начинкой, выбрасывающие пули или куски железа. Позже перешли к железным и бронзовым трубкам. Так, в Маньчжурии была найдена бронзовая пищаль, отнесенная к 1288 году. Однако пользовались ими, видимо, редко. Во всяком случае, в соседнюю Японию огнестрельное оружие завезли купцы и христианские миссионеры из Португалии лишь в середине XVI века. К тому времени порох уже научились зернить, что отразилось и в его названии. В XVI—XVII веках появилось русское слово «порох», очевидно, связанное с порошком. То же видим и в других языках: в польском — proch, в английском — powder, в немецком — pulver.

 

В европейские страны, как полагают, огнестрельное оружие пришло от арабов через Ближний Восток или Пиренейский полуостров. Первое в Европе изображение такого оружия найдено в рукописи 1326 года «Де Оффицелс Регнум», составленной Вальтером де Милиметом для английского короля Эдуарда III. Впервые же такие орудия применили здесь в 1331 году, когда рыцари Крейцберг и Шпангенберг напали на город Чивидале на итало-германской границе. Согласно хронике, орудия были малого калибра и особого вреда не причинили. Изготовлять, а тем более возить с собой малые стволы было проще и дешевле, чем тяжелые крупнокалиберные. Поэтому переносными стволами поначалу заменяли небольшие метательные машины. В Европе новое оружие стало распространяться довольно быстро. В 1339 году его уже знали во Франции, в 1346-м — в Северной Германии, в 1370-м — в Швеции и Польше, в 1382-м — в Литве. Новые орудия не только поражали противника на расстоянии, но и нагоняли на него и его лошадей немало страха огнем, дымом и грохотом.

 

Русь, как и большая часть Европы, проскочила эпоху зажигательного порохового оружия и начала пользоваться сразу огнестрельным. По утверждениям специалистов, своего пороха на Руси не изобретали. Обращаясь к Голицынской летописи, Н.М. Карамзин пишет, что порох привезли на Русь в 1389 году «из немецъ», то есть из Западной Европы. Многие историки пытались оспорить этот факт. Выдающемуся оружейнику и историку В.Г. Федорову удалось доказать, что огнестрельное оружие впервые применили на Руси в 1382 году во время обороны Москвы от войск монгольского хана Тохтамыша. Сдвиг на семь лет позволял предположить, что пришло оно не с Запада. Напрашивалась версия, что порох проник на Русь через монголов из Китая. Однако известно, что монголы начали применять такое оружие позже — около 1400 года. Так что о том, кто завез на Русь порох и огнестрельное оружие — немцы, поляки, генуэзцы или арабы, — можно спорить и дальше.

 

Порох и ракеты

 

Еще одна устойчивая легенда гласит, что «пороховые ракеты применялись намного раньше, чем огнестрельное оружие». Это — крайне спорное утверждение. В популярной литературе любят упоминать о «стрелах-ракетах». Китайцы и в самом деле использовали в крепостной войне стрелы, к древкам которых привязывали бумажные трубочки с пороховой мякотью, но они служили зажигательным зарядом (более эффективным, чем смоченный маслом пучок соломы), а не реактивным двигателем. Если реактивное действие и получалось (что сомнительно с учетом малой и непостоянной скорости горения пороховой мякоти), то случайно, а для «дальней» стрельбы предпочитали использовать станковые арбалеты. Реальные стрелы-ракеты были созданы несколько позже. Полагают, что пороховые петарды и ракеты появились в Китае и Индии где-то между X и XIII веками. Сохранились свидетельства, что в 1249 году арабы пользовались ими при защите города Дамиетты, однако можно предположить, что и тут речь идет о зажигательных снарядах камнеметов.

 

Некоторые историки склонны называть первыми ракетами «огненные стрелы» (или копья), метавшиеся в монголов во время упомянутой осады Кайфэна в 1232 году. Другие же считают первым боевым применением китайских ракет 1271 год, когда китайцы якобы употребили это средство против монголов, осаждавших Сянъян.

 

Описания старинных ракет и свидетельства об их характеристиках сильно разнятся. Упоминают, например, «стрелу», летевшую на 100 ли (около 9 км!), а при падении поражавшую все «в пределах 200 стоп» (60 м). Не приходится сомневаться, что реальные возможности нового оружия были куда скромнее.

 

Первые стрелы-ракеты метались из лука или рукой, что вполне соответствует логике развития техники — новое обычно зарождается в недрах старого и освоенного. Но со временем пороховые ракеты приобретают особые конструктивные черты и создаются специальные пусковые приспособления. По рукописям и миниатюрам известно не менее восьми типов ранних пусковых установок для полевой и крепостной войны. Из них две — для пуска одиночных ракет, остальные «залпового огня» — четыре переносные, две на двуколках и одна стационарная. Одна из ручных установок контейнерного типа изготавливалась в форме бумажной пирамиды с каркасом из бамбуковых реек и внутри разделялась на отсеки, в которых помещалось 17—20 ракет. Установка «Сто тигров» (китайцы всегда любили поэтичные имена для образцов вооружения) несла 100 ракет, летевших на дальность до 200 шагов. Другая установка, известная под именем «Леопард», запускала 40 стрел на дальность до 400 шагов. Последовательное воспламенение двигателей ракет происходило с помощью огнепроводного шнура. Стационарные пусковые установки могли якобы выпускать до 320 ракет.

 

В XIV веке появляются отдаленные прообразы многоступенчатых ракет. Сохранилось описание морского оружия «Огненный дракон, выходящий из воды» — «дракон» должен был лететь над водой под действием тяги двух головных ракет, а когда они выгорали, зажигались фитили, воспламенявшие ракеты у хвоста «дракона». А ведь в Европе принято считать, что первым идею многоступенчатых ракет высказал поэт Сирано де Бержерак в философско-фантастическом романе «Иной свет, или Государства и империи Луны» (1657 год).

 

Вообще первое известное европейское изображение ракеты и пусковой установки для нее относится к 1405 году. В 1410 году появилась работа Жана Фруассара «Хроники» с описаниями ракет и пусковых устройств, в 1420 году — «Энциклопедия военных инструментов» (Bellicorum Instrumentorum Liber) Джованни Фонтана, к которой прилагался альбом с зарисовками военных ракет. А первое зафиксированное применение боевых ракет в Европе произошло во время защиты Орлеана французскими войсками Жанны д'Арк в 1429 году.

 

Что же касается фейерверков, то использовались и они, причем не только на праздниках. В военном деле китайцы применяли вариант фейерверка в форме своеобразной «сигнальной мины».

 

Создание и совершенствование «огневого зелья» в Поднебесной относятся к «алхимическому» периоду истории этого важнейшего вещества. За дальнейшее совершенствование пороха и огнестрельного оружия принялись другие народы, быстро обогнавшие Китай в этой области. Но получили они этот подарок именно из Поднебесной. А несложная и недорогая китайская пиротехника до сих пор популярна во многих странах мира.

[Peyote_old]

спасибо, как раз к утреннему кофе)

[Alex_D]

А работа?

[Peyote_old]

А работа?

как правило работа позволяет отвлечься.

[Alex_D]

Вокруг Света

Антон Кротков / Иллюстрации Михаила Дмитриева

 

Битва за Атлантику

 

 

Сентябрь 1939 года стал для немецких подлодок началом удачной и долгой охоты. На протяжении нескольких лет Англия порой теряла от их торпед больше судов (в первую очередь транспортных), чем могли построить ее верфи. В самом начале великого противостояния в океане, вошедшего в историю как «Битва за Атлантику», военная фортуна была на стороне подводных охотников из кригсмарине... После войны Уинстон Черчилль признался на страницах своей книги «Вторая мировая война», что именно германские подводные лодки, а не асы люфтваффе были главной угрозой Великобритании.

 

Несмотря на впечатляющие достижения субмарин (особенно германских) в Первую мировую войну, после ее окончания в глазах многих военных экспертов подводные лодки продолжали оставаться всего лишь вспомогательным средством борьбы на море. Мало кто из специалистов верил тогда, что небольшие подводные суда с несовершенным оружием и ограниченным радиусом действия смогут составить серьезную конкуренцию могучим линкорам. Впрочем, на широкую публику леденящие кровь голливудские киноистории про бородатых пиратов из морских глубин нагоняли немало страху. Для многих еще свежи были воспоминания о затопленном 7 мая 1915 года пассажирском лайнере «Лузитания» и о его 1 198 погибших пассажирах. Командовал атаковавшей подлодкой U-20 капитан Вальтер Швигер.

 

Ситуация начала меняться к началу 30-х годов XX века по мере совершенствования конструкции подводных лодок. Немалых успехов в этой области добилась, в частности, Япония. Накануне Второй мировой войны в составе ее императорского флота появились очень интересные корабли: например подлодка, на палубе которой в закрытом ангаре находился разведывательный гидросамолет. Кстати, перед нападением на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор ее неоднократно фотографировали с воздуха подобные «подводные» гидропланы. Активно работали японцы и над созданием сверхмалых лодок: уже в середине 30-х фирма «Мицубиси» построила первую такую лодку — официально для исследований под водой. Пять таких лодок участвовали в знаменитом нападении на тихоокеанскую американскую военно-морскую базу.

 

Что касается Германии, то возрождению ее мощи в этой области в значительной степени препятствовал Версальский договор 1919 года. По его условиям, немцам категорически запрещалось иметь подводный флот, однако тайное его строительство никогда не прекращалось. Свои военные заказы рейхсвер и флот размещали на территории дружественных стран. Например, танки и боевые самолеты активно проектировались и строились на территории СССР, в Липецке и Казани готовились немецкие летчики и танкисты. В самой Германии, когда скандальная информация просачивалась в прессу, устраивались шумные разбирательства. Так, в 1927 году, в результате парламентского расследования, связанного с информацией о строительстве на контролируемых фирмой Круппа турецких верфях подводных лодок для кригсмарине, был вынужден уйти в отставку глава военно-морского командования Ханс Адольф Ценкер.

 

В середине 30-х годов правительство Великобритании начало активно искать способы наладить цивилизованный диалог с режимом Гитлера, рассматривая его как естественный противовес усиливающемуся СССР. Одной из первых акций политики «умиротворения» явилось подписание в 1935 году Англо-германского морского соглашения. По этому договору Германия получила право приступить к широкомасштабному строительству флота, общее водоизмещение которого не должно было превышать 35% от британского. Это соотношение касалось всех классов кораблей, кроме подводных лодок, для которых отдельно был оговорен 45-процентный лимит. В водоизмещении это выражалось в довольно скромных 24 тысячах тонн. Впрочем, немцы быстро нашли способ, как, не нарушая условий соглашения, добиться максимальных результатов в наращивании своих подводных сил. И тут надо отдать должное тогдашнему руководству германского флота, которое прислушалось к мнению собственных экспертов. При выборе перспективного типа подводного корабля немцы сумели избежать довольно распространенного в то время убеждения, что субмарина непременно должна быть большим кораблем — ведь боевая мощь подводной лодки не возрастает прямо пропорционально ее размерам, как у других боевых кораблей. Напротив, если превысить определенную границу тоннажа, то боевые качества подводной лодки ухудшаются: возрастает время погружения, которое необходимо лодке, чтобы из надводного положения уйти на безопасную глубину, обнаруживается тенденция к возрастанию дифферента на нос, то есть самопроизвольный наклон корпуса и уход в глубину. Поэтому вместо больших подлодок водоизмещением 2 000 тонн было решено строить по четыре 500-тонных. Ядро подводного флота Третьего рейха должны были составить лодки VII серии — имеющие четыре носовых и один кормовой торпедный аппарат, надводную скорость 16 узлов, дальность плавания 6 200 морских миль. К началу войны было спущено на воду 10 таких кораблей.

 

В декабре 1938 года Германия известила английское правительство о том, что будет содержать подводный флот, равный британскому. А 28 апреля 1939 года Гитлер заявил в рейхстаге о расторжении Англо-германского морского соглашения. К этому времени фашистский флот уже имел на ходу 46 подводных лодок различных классов, и еще 11 подлодок были заложены на стапелях. 22 субмарины были подготовлены к боевым действиям в Атлантике.

 

19 августа 1939 года 39 подлодок вышли на позиции у северо-восточного побережья Англии. Однако в дальнейшем (в первый период войны) в этом регионе дежурило не более 7 подлодок.

 

Любимец нации

В Третьем рейхе умели создавать кумиров. Одним из таких, сотворенных пропагандой плакатных идолов, безусловно, являлся герой-подводник Гюнтер Прин. У него была идеальная биография парня из народа, сделавшего карьеру благодаря новой власти. В 15 лет он нанялся юнгой на торговое судно. Капитанского диплома добился исключительно благодаря своему трудолюбию и природному уму. В годы Великой депрессии Прин оказался без работы. После прихода к власти нацистов молодой человек добровольно вступил в возрождающиеся ВМФ в качестве рядового матроса и довольно быстро сумел проявить себя с наилучшей стороны. Потом были учеба в привилегированной школе подводников и война в Испании, в которой Прин участвовал уже в качестве капитана подлодки. В первые месяцы Второй мировой войны он сразу же сумел добиться хороших результатов, потопив несколько английских и французских судов в Бискайском заливе, за что удостоился Железного креста 2-й степени от командующего военно-морскими силами — адмирала Эриха Редера. А потом была фантастическая по дерзости атака на самый крупный английский линкор Royal Oak («Королевский дуб») в главной базе британских ВМС Скапа-Флоу. За совершенный подвиг фюрер наградил весь экипаж U-47 Железным крестом 2-й степени, а сам командир удостоился чести получить из рук Гитлера Рыцарский крест. Однако, по воспоминаниям знавших его в то время людей, слава не испортила Прина. В общении со своими подчиненными и знакомыми он оставался прежним заботливым командиром и обаятельным парнем. Еще чуть больше года подводный ас продолжал творить собственную легенду: бодрые реляции о подвигах U-47 чуть ли не еженедельно появлялись в киновыпусках любимого детища доктора Геббельса «Die Deutsche Wochenchau». Простым немцам действительно было чем восхищаться: в июне 1940 года германские лодки потопили в Атлантике 140 судов из конвоев союзников общим водоизмещением 585 496 тонн, из которых около 10% приходилось на Прина и его команду! А потом вдруг все разом стихло, будто и не было героя. Довольно долго официальные источники вообще ничего не сообщали о самом знаменитом подводнике Германии, но замалчивать правду было невозможно: 23 мая 1941 года командование ВМФ официально признало потерю U-47. Потопил ее 7 марта 1941 года на подходе к Исландии британский эсминец Wolverine («Росомаха»). Подлодка, ожидая конвоя, всплыла рядом с эсминцем охраны и была им тут же атакована. Получив незначительные повреждения, U-47 легла на грунт, надеясь отлежаться и незаметно уйти, но из-за повреждения винта лодка, пытаясь плыть, создавала ужасный шум, услышав который гидроакустики Wolverine инициировали повторную атаку, в результате которой субмарину окончательно потопили, забросав глубинными бомбами. Однако в рейхе еще долго распространялись самые невероятные слухи о Прине и его матросах. В частности, поговаривали, что он вовсе и не погиб, а будто бы поднял бунт на своей лодке, за что попал то ли в штрафбат на Восточный фронт, то ли в концлагерь.

 

Первая кровь

 

Первой жертвой подводной лодки во Второй мировой войне считается британский пассажирский лайнер «Атения», торпедированный 3 сентября 1939 года в 200 милях от Гебридских островов. В результате атаки U-30 погибли 128 членов команды и пассажиров лайнера, среди которых было много детей. И все же объективности ради стоит признать, что для первых месяцев войны этот варварский эпизод не слишком характерен. На начальном этапе многие командиры немецких субмарин пытались соблюдать условия Лондонского протокола 1936 года о правилах ведения подводной войны: сначала в надводном положении останавливать торговое судно и высаживать на его борт досмотровую команду для обыска. Если по условиям призового права (совокупности международно-правовых норм, регламентирующих захват воюющими странами торговых судов и грузов в море) допускалось потопление корабля вследствие его явной принадлежности к флоту противника, то команда подлодки ожидала, пока моряки с транспорта пересядут в спасательные шлюпки и отойдут на безопасное расстояние от обреченного корабля.

 

Впрочем, уже очень скоро воюющие стороны перестали играть в джентльменство: командиры подводных лодок стали сообщать, что встреченные ими одиночные суда активно используют установленные на их палубах артиллерийские орудия или немедленно передают в эфир особый сигнал об обнаружении подводной лодки — SSS. Да и сами немцы все меньше горели желанием разводить политес с врагом, стремясь поскорее закончить благоприятно начавшуюся для них войну.

 

Большого успеха достигла 17 сентября 1939 года лодка U-29 (капитан Шухард), атаковавшая трехторпедным залпом авианосец «Корейджес». Для английского адмиралтейства потеря корабля такого класса и 500 человек команды была большим ударом. Так что дебют немецких субмарин в целом оказался весьма впечатляющим, но он мог бы стать еще более болезненным для противника, если бы не постоянные неудачи при применении торпед с магнитными взрывателями. Кстати, технические проблемы на начальном этапе войны испытывали практически все ее участники.

 

Прорыв в Скапа-Флоу

 

Если потеря в первый же месяц войны авианосца стала для англичан очень чувствительным ударом, то событие, произошедшее в ночь с 13 на 14 октября 1939 года, было уже нокдауном. Планированием операции руководил лично адмирал Карл Дениц. На первый взгляд стоянка кораблей королевского флота в Скапа-Флоу казалась совершенно неприступной, во всяком случае, с моря. Здесь были сильные и коварные течения. А подходы к базе круглосуточно охранялись сторожевиками, прикрывались специальными противолодочными сетями, бонными заграждениями, затопленными судами. И тем не менее благодаря подробным аэрофотоснимкам района и данным, полученным с других подлодок, одну лазейку немцам отыскать все же удалось.

 

Ответственная миссия была возложена на лодку U-47 и ее удачливого командира Гюнтера Прина. В ночь на 14 октября эта лодка, пройдя узкий пролив, прокралась через случайно оставленное открытым бонное заграждение и таким образом оказалась на главном рейде вражеской базы. Прин совершил две торпедные атаки в надводном положении по двум английским кораблям, стоявшим на якорях. На линкоре Royal Oak, модернизированном ветеране Первой мировой войны водоизмещением 27 500 тонн, произошел сильный взрыв, и он затонул вместе с 833 членами экипажа, погиб также находящийся на его борту адмирал Блэнгроув. Англичане оказались застигнутыми врасплох, они решили, что базу атаковали немецкие бомбардировщики, и открыли огонь в воздух, так что U-47 благополучно избежала возмездия. Вернувшегося в Германию Прина встречали как героя и наградили Рыцарским крестом с дубовыми листьями. Его личная эмблема «Бык Скапа-Флоу» после его гибели стала эмблемой 7-й флотилии.

 

Подводная лодка U-47 под командованием Гюнтера Прина только в июне 1940 года потопила в Атлантике полтора десятка судов

 

Волчьи стаи папаши Карла

 

Период 1940—1941 годов, когда немцы ценой сравнительно небольших потерь добились в подводной войне поразительных успехов, они впоследствии назвали «жирными годами». Германские подлодки выходили в море одна за другой, сократив до минимума свой путь в Атлантику, поскольку после захвата Франции их основные базы располагались на атлантическом побережье — в непосредственной близости от коммуникаций противника. Тоннаж потопленных судов союзников начал стремительно расти. Каждый месяц англичане теряли около 400 000 тонн торгового флота, что поставило Великобританию в крайне тяжелое положение. В стране стал ощущаться дефицит продовольствия и стратегических материалов. В какой-то момент главному нацистскому идеологу тотальной подводной войны даже показалось, что его субмарины очень скоро поставят гордых британцев на колени. Командующий подводным флотом рейха адмирал Дениц имел возможность, управляя всем из своей парижской штаб-квартиры, в полной мере реализовать на практике разработанную им еще в 1938 году тактику «волчьих стай». Обычно все происходило так: имея приблизительные данные о маршруте движения конвоя, группа подлодок численностью 6—9 единиц рассредоточивалась веером на его пути. Командир, первым заметивший добычу, немедленно передавал в эфир шифрованное сообщение и ожидал, когда подтянутся остальные охотники. А потом начиналось «пиршество». Одиночные суда уничтожались немедленно, группы атаковались круглые сутки. Первая атака стаями (Rudeltaktik) была проведена в середине октября 1939 года соединением из пяти лодок. Им удалось потопить 3 судна, потеряв при этом 2 подводные лодки.

 

Стоило англичанам наладить эффективное прибрежное патрулирование авиацией, как «волчьи стаи» немедленно перебрались подальше в океан — за отметку в 19 градусов западной долготы. Там, вдали от британских берегов, германским подводникам уже никто не мешал пускать на дно корабль за кораблем, порой неделями преследуя свои жертвы. Англичане пытались хоть как-то прикрыть свои корабли в мертвой зоне, недоступной береговой авиации, — в центре океана для этого даже спешно переоборудовали торговый корабль «Одесити» в эскортный авианосец с шестью боевыми самолетами на борту. Но в декабре 1941 года «Одесити» был потоплен, и скорбный список жертв «волчьих стай» вновь стал стремительно пополняться. В 1941 году было потоплено 4398 судов общим водоизмещением 2 100 000 тонн и потеряно 35 немецких лодок.

 

Верноподданный Лев

Успехами, достигнутыми в период Второй мировой войны, германский подводный флот во многом обязан Карлу Деницу. Сам в прошлом командир субмарины, он прекрасно понимал нужды своих подчиненных. Адмирал лично встречал каждую, возвращающуюся из боевого похода лодку, организовывал специальные санатории для измученных многомесячным пребыванием в море экипажей, присутствовал на выпусках школы подводников. Моряки за глаза называли своего командира «папаша Карл» или «Лев». Фактически Дениц был мотором возрождения подводного флота Третьего рейха. Вскоре после подписания Англо-германского соглашения, снявшего ограничения Версальского договора, он был назначен Гитлером «фюрером подводных лодок» и возглавил 1-ю подводную флотилию. На новой должности ему пришлось столкнуться с активным противодействием сторонников больших кораблей из руководства ВМФ. Впрочем, талант блестящего администратора и политического стратега всегда позволял шефу подводников лоббировать интересы своего департамента в высших государственных сферах. Дениц был одним из немногих убежденных национал-социалистов среди старших офицеров флота. Адмирал использовал каждую представлявшуюся ему возможность для публичных восхвалений в адрес фюрера. Однажды, выступая перед берлинцами, он до того увлекся, что стал уверять слушателей, что Гитлер предвидит великое будущее Германии и потому не может ошибаться: «Мы — черви по сравнению с ним!» В первые военные годы, когда действия его подводников были чрезвычайно успешными, Дениц пользовался полным доверием Гитлера. И вскоре наступил его звездный час. Этому взлету предшествовали весьма трагические для германского флота события. К середине войны гордость германского флота — тяжелые корабли типа «Тирпиц» и «Шарнхост» — фактически оказались нейтрализованными противником. Ситуация требовала кардинальной смены ориентиров в войне на море: на смену «партии линкоров» должна была прийти новая команда, исповедующая философию широкомасштабной подводной войны. После ухода в отставку Эриха Редера 30 января 1943 года Дениц был назначен его преемником на посту главнокомандующего военно-морскими силами Германии с присвоением звания «гросс-адмирал». А через два месяца германские подводники добились рекордных показателей, отправив на дно в течение марта 120 кораблей союзников общим тоннажем 623 000 тонн, за что их шеф удостоился Рыцарского креста с дубовыми листьями. Впрочем, период великих побед подходил к концу. Уже в мае 1943 года Дениц был вынужден вывести свои лодки из Атлантики, опасаясь, что вскоре ему нечем будет командовать. (К концу этого месяца гросс-адмирал мог подвести страшные для себя итоги: были потеряны 41 лодка и более 1 000 подводников, среди которых был и младший сын Деница — Петер.) Это решение привело Гитлера в ярость, и он потребовал от Деница отмены приказа, заявив при этом: «Не может быть и речи о прекращении участия подводных лодок в войне. Атлантика — это моя первая линия обороны на западе». К осени 1943 года за каждое потопленное судно союзников немцам приходилось платить одной своей лодкой. В последние месяцы войны адмирал был вынужден посылать своих людей практически на верную смерть. И тем не менее он до самого конца остался верен своему фюреру. Перед тем как покончить с собой, Гитлер назначил Деница своим преемником. 23 мая 1945 года новый глава государства был захвачен в плен союзниками. На Нюрнбергском процессе организатору германского подводного флота удалось избежать ответственности по обвинению в отдаче приказов, согласно которым его подчиненные расстреливали моряков, спасшихся с торпедированных судов. Свой десятилетний срок адмирал получил за исполнение приказа Гитлера, по которому плененные экипажи английских торпедных катеров передавались для расстрела эсэсовцам. После освобождения из западноберлинской тюрьмы Шпандау в октябре 1956 года Дениц начал писать мемуары. Умер адмирал в декабре 1980 года в возрасте 90 лет. По свидетельствам людей, знавших его близко, он всегда хранил при себе папку с письмами офицеров флотов союзников, в которых бывшие противники выражали ему свое уважение.

 

Топить всех!

 

«Запрещается предпринимать любые попытки к спасению команд потопленных кораблей и судов, передавать их на спасательные шлюпки, возвращать в нормальное положение перевернутые шлюпки, снабжать пострадавших провизией и водой. Спасение противоречит самому первому правилу ведения войны на море, требующему уничтожения судов противника и их команд», — этот приказ Деница командиры немецких подводных лодок получили 17 сентября 1942 года. Позднее это решение гросс-адмирал мотивировал тем, что любое великодушие, проявленное к врагу, слишком дорого обходится его людям. Он сослался на инцидент с «Лаконией», произошедший за пять дней до отдачи приказа, то есть 12 сентября. Потопив этот английский транспорт, командир немецкой субмарины U-156 поднял на своем мостике флаг Красного Креста и приступил к спасению находящихся в воде моряков. С борта U-156 на международной волне несколько раз было передано в эфир сообщение, что германская подводная лодка ведет спасательные работы и гарантирует полную безопасность любому судну, готовому принять на борт моряков с затонувшего парохода. Тем не менее спустя какое-то время U-156 атаковал американский «Либерейтор». Затем воздушные атаки стали следовать одна за другой. Лодке чудом удалось избежать гибели. По горячим следам этого инцидента германское командование подводных сил и разработало предельно жесткую инструкцию, суть которой можно выразить лаконичным приказом: «Пленных не брать!» Впрочем, нельзя утверждать, что именно после этого случая немцы были вынуждены «снять белые перчатки», — жестокость и даже зверство уже давно стали обычными явлениями на этой войне.

 

С января 1942 года германские субмарины начали снабжаться горючим и припасами со специальных грузовых подводных танкеров, так называемых «дойных коров», на которых, в том числе, находились ремонтная бригада и морской госпиталь. Это позволило перенести активные боевые действия к самому побережью США. Американцы оказались совершенно не готовыми к тому, что война придет к их берегам: почти полгода гитлеровские подводные асы безнаказанно охотились за одиночными судами в прибрежной зоне, расстреливая в темное время суток из артиллерийских орудий ярко освещенные города и заводы. Вот что писал об этом один американский интеллектуал, чей дом выходил окнами на океан: «Вид на безграничное морское пространство, который раньше так вдохновлял на жизнь и творчество, теперь нагоняет на меня тоску и ужас. Особенно сильно страх пронизывает меня ночью, когда невозможно думать ни о чем больше, кроме как об этих расчетливых немцах, выбирающих, куда бы им послать снаряд или торпеду…»

 

Только к лету 1942 года ВВС и ВМФ США удалось совместными усилиями организовать надежную оборону своего побережья: теперь десятки самолетов, кораблей, дирижаблей и частных скоростных катеров постоянно вели наблюдение за противником. 10-й флот США организовал специальные «группы-убийцы», каждая из которых имела в своем составе небольшой авианосец, укомплектованный самолетами-штурмовиками, и несколько эсминцев. Патрулирование самолетами дальней авиации, оборудованными радиолокаторами, способными обнаруживать антенны и шнорхели подводных лодок, а также применение новых эсминцев и корабельных бомбометов «Хеджхог» с мощными глубинными бомбами, поменяло соотношение сил.

 

В 1942 году немецкие подлодки стали появляться и в полярных водах у берегов СССР. При их активном участии был уничтожен мурманский конвой PQ-17. Из 36 его транспортов погибло 23, при этом 16 потопили подлодки. А 30 апреля 1942 года подлодка U-456 двумя торпедами подбила английский крейсер «Эдинбург», плывший из Мурманска в Англию с несколькими тоннами русского золота для оплаты поставок по ленд-лизу. Груз пролежал на дне 40 лет и был поднят только в 80-е годы.

 

Подводная лодка U-453 с усиленным зенитным вооружением. Потоплена 21 мая 1944 года у острова Сицилия

 

Охота на волков

 

К концу 1944 года немцы уже окончательно проиграли «Битву за Атлантику». Даже новейшие лодки XXI серии, оборудованные шнорхелем — устройством, позволяющим значительное время не всплывать для подзарядки аккумуляторных батарей, отводящим отработанные газы и пополняющим запасы кислорода, уже не могли ничего изменить (шнорхель использовался и на подлодках более ранних серий, но не слишком удачно). Таких лодок, имеющих скорость хода 18 узлов и нырявших на глубину до 260 м, немцы успели сделать только две, и пока они шли на боевое дежурство, Вторая мировая война закончилась.

 

Бесчисленные самолеты союзников, оснащенные радиолокаторами, постоянно дежурили в Бискайском заливе, который стал настоящим кладбищем немецких подлодок, выходящих из своих французских баз. Убежища из армированного бетона, став уязвимыми после разработки англичанами 5-тонных бетонобойных авиабомб «Толлбой», превратились для подлодок в ловушки, вырваться из которых удавалось лишь немногим. В океане экипажи субмарин зачастую сутками преследовались воздушными и морскими охотниками. Теперь «волки Деница» все реже получали шанс для атаки хорошо защищенных конвоев и все чаще были озабочены проблемой собственного выживания под сводящими с ума импульсами поисковых сонаров, методично «прощупывающих» водную толщу. Зачастую англо-американским эсминцам не хватало жертв, и они сворой гончих псов накидывались на любую обнаруженную подлодку, буквально засыпая ее глубинными бомбами. Такова, к примеру, была участь U-546, которую одновременно бомбили сразу восемь американских эсминцев! До недавнего времени грозный германский подводный флот не спасали ни совершенные радиолокаторы, ни усиленное бронирование, не помогали и новые самонаводящиеся акустические торпеды, и зенитное вооружение. Положение усугублялось еще и тем, что противник уже давно имел возможность читать немецкие шифрограммы. А ведь германское командование до самого конца войны пребывало в полной уверенности в том, что коды шифровальной машины «Энигма» взломать невозможно! Тем не менее британцы, заполучив в 1939 году от поляков первый образец этой машины, к середине войны создали эффективную систему дешифровки неприятельских сообщений под кодовым наименованием «Ультра», используя в том числе и первую в мире электронную счетно-вычислительную машину «Колосс». А самый главный «подарок» англичане получили 8 мая 1941 года при захвате германской подлодки U-111 — им в руки попала не только исправная машина, но и весь комплект документов скрытой связи. С этого времени для немецких подводников выход в эфир с целью передачи данных часто был равнозначен смертному приговору. Видимо, Дениц в конце войны об этом догадывался, так как однажды записал в своем дневнике строки, полные беспомощного отчаяния: «Противник держит козырную карту, покрывает все районы с помощью дальней авиации и использует способы обнаружения, к которым мы не готовы. Противнику известны все наши секреты, а мы ничего не знаем об их секретах!»

 

Согласно официальной немецкой статистике, из 40 тысяч немецких подводников погибли около 32 тысяч человек. То есть многим более чем каждый второй! После капитуляции Германии большинство захваченных союзниками подлодок было потоплено во время операции «Смертельный огонь».

[Alex_D]

Вокруг Света

Максим Моргунов

 

Рухнувшая "Цитадель"

 

 

«Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление «Цитадель» — первое наступление в этом году. Этому наступлению придается решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и решительным успехом, дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года… Каждый командир и каждый солдат должен проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском явится путеводной звездой, факелом для всего мира».

 

Оперативный приказ А. Гитлера № 6 от 15 апреля 1943 года

 

В феврале—марте 1943 года группа армий «Юг» под командованием генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна сумела нанести тяжелое поражение войскам Воронежского и Юго-Западного фронтов и отбить Харьков.

 

В результате советскому командованию пришлось перейти к жесткой обороне, хотя остановить немцев удалось только в конце марта. Наступила оперативная пауза, которая длилась 100 дней, — самое долгое затишье за всю войну. На южном фланге линия фронта приобрела конфигурацию двойной дуги. Такое положение было особенно невыгодно для немецкой стороны, и Манштейн считал необходимым пусть и из последних сил, но начать немедленное наступление на Курск. Для этого ему требовалось подкрепление, которое быстро получить можно было только у командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Клюге. Последний не только не пошел навстречу Манштейну, но и развил чрезвычайную активность в Берлине, убеждая Гитлера, начальника Генштаба Цейцлера и генерал-фельдмаршала Кейтеля в необходимости отложить наступление в районе Курского выступа по крайней мере до конца весенней распутицы. Напрасно Манштейн приводил аргументы в пользу немедленного наступления, ссылаясь на то, что практически никакой обороны советские войска еще не сумели построить и потом «срезать» выступ будет стократ тяжелее — все было напрасно.

 

Гитлер заявил, что для наступления нужно получше подготовиться, поставив в войска новые танки, и начать его «с 3 мая, как только позволят условия погоды». Для советского командования планы немецкого руководства секретом не являлись — ударные группировки вермахта стягивались едва ли не демонстративно. В это время в местах предполагаемого наступления противника советские войска строили беспрецедентно мощную систему полевой обороны, которая в итоге станет самой сильной противотанковой оборонительной позицией в истории. Помимо этого, была создана сильная группа резервных армий — Степной фронт под командованием И. Конева. Ставка ВГК отменила все наступательные операции — буквально все силы были брошены на подготовку к оборонительному сражению.

 

В это время в ставке фюрера проводились бесконечные заседания и совещания высшего военного командования рейха, посвященные двум вопросам — когда и как наступать. Цейцлер, Кейтель и фон Клюге ратовали за наступление путем двойного флангового охвата — ударов «под основание» Курского выступа и в итоге — окружения и уничтожения множества советских дивизий. Тем самым наступательный порыв советских войск должен был быть ослаблен до такой степени, чтобы стратегическая инициатива опять перешла к вермахту. Манштейн колебался, высказывая сомнения в успехе, за который он мог бы ручаться в том случае, если бы наступление началось в апреле. Яростным противником плана Цейцлера был генерал-инспектор танковых войск Хайнц Гудериан. С самого начала он заявил, что наступление бесцельно, поскольку план Генштаба программирует тяжелые потери в танках, а еще раз существенно пополнить Восточный фронт новой бронетехникой в течение 1943 года не удастся по причине ограниченных возможностей германской промышленности. Эту позицию «отца танков» разделял рейхсминистр вооружения и боеприпасов Альберт Шпеер, чье мнение фюрер всегда уважал.

 

Гудериан также старался развеять иллюзии оппонентов в отношении новейших танков Pz. V «пантера», напомнив, что эти танки все еще являлись неотработанной конструкцией с множеством дефектов, которые нельзя было устранить раньше августа. Обучение экипажей новых машин также было не на высоте, так как немногие «пантеры», поступавшие в части, почти сразу же отправлялись в ремонт. Тяжелых «тигров», уже успевших доказать свою исключительную эффективность, было слишком мало для того, чтобы только при их помощи «продавить» советскую оборону на всех участках. На этом совещании, состоявшемся 3 мая, Гитлер, выслушав все стороны, к определенному мнению так и не пришел, но закончил его такими словами: «Неудачи не должно быть!» 10 мая Гудериан вновь попытался убедить Гитлера отказаться от наступления, теперь уже в личной беседе.

 

Фюрер сказал: «Вы совершенно правы. Как только я начинаю думать об этой операции, у меня начинает болеть живот». Но что бы там ни болело у Гитлера, он не прислушался и к предложению Манштейна, рекомендовавшего поменять план операции и наступать из района Харькова в юго-восточном направлении, расширяя фланги прорыва, то есть там, где советское командование удара просто не ожидало. За время этих бесконечных обсуждений у самого Гитлера родилось интересное предложение — наступать на Курск с запада на восток, через Севск, заставив советские войска сражаться с «перевернутым фронтом», но Цейцлер, Кейтель и фон Клюге сумели заставить фюрера отказаться даже от собственной идеи. В конце концов Гитлер «сдался» и окончательно согласился с планом Генерального штаба. Наступление, которое должно было решить исход войны, было назначено на 5 июля.

Соотношение сил

 

На южном фасе Курской дуги

оборонительную полосу длиной 244 км держал Воронежский фронт под командованием Н.Ф. Ватутина.

 

Воска Воронежского фронта (два эшелона):

Первая линия 38-я, 40-я, 6-я, 7-я гвардейские армии

Вторая линия 69-я армия, 1-я танковая армия, 31-й стрелковый корпус

Резерв 5-й и 2-й танковые корпуса

Прикрытие 2-я воздушная армия

 

Воронежскому фронту противостояли:

4-я танковая армия в составе 52-го армейского корпуса (3 дивизии)

49-й танковый корпус (2 танковые, 1 элитная моторизованная дивизия «Гроссдойчланд»)

2-й танковый корпус СС (танковые дивизии «Дас Райх», «Тотенкопф», «Лейбштандарт Адольф Гитлер»)

7-й армейский корпус (5 пехотных дивизий)

42-й армейский корпус (3 пехотные дивизии)

Оперативная группа «Кемпф» в составе 3-го танкового корпуса (3 танковые и 1 пехотная дивизии) и 11-го армейского корпуса (2 пехотные дивизии)

Резерв 24-й танковый корпус (17-я танковая дивизия и танковая дивизия СС «Викинг»)

Прикрытие 8-й авиакорпус 4-го воздушного флота

Командующий ударной группировкой генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн.

 

На северном фасе Курской дуги

оборонительную полосу длиной 306 км держал Центральный фронт К.К. Рокоссовского.

 

Войска центрального фронта (два эшелона):

Первая линия 48-я, 60-я, 13-я, 65-я, 70-я армии

Вторая линия 2-я танковая армия, 19-й и 3-й танковые корпуса

Прикрытие 16-я воздушная армия

 

Центральгому фронту противостояли:

Первая линия 9-я немецкая армия (6 танковых и моторизованных дивизий и 15 пехотных дивизий)

Вторая линия 13-й армейский корпус (4 пехотные дивизии)

Командующий группировкой генерал-полковник Вальтер Модель, подчинявшийся генерал-фельдмаршалу фон Клюге.

 

Оба советских фронта обладали достаточными силами для отражения немецкого наступления, но на всякий случай Ставка ВГК расположила позади этих двух фронтов Степной фронт под командованием И.С. Конева, который стал наиболее мощным стратегическим резервом советского командования за все время войны (2 гвардейские, 5 общевойсковых, 5-я гвардейская танковая, 5-я воздушная армия, 3 танковых, 3 кавалерийских, 3 механизированных и 2 стрелковых корпусов). В случае же самого неблагоприятного исхода войска фронта оборонялись бы у основания дуги на заранее подготовленных позициях, так что немцам пришлось бы начинать все сначала. Хотя в то, что дело может дойти до этого, никто не верил — за 3 месяца удалось по всем правилам построить исключительно мощную полевую оборону.

 

Главная полоса глубиной 5—8 километров включала в себя батальонные узлы сопротивления, противотанковые препятствия и запасные инженерные сооружения. Она состояла из трех позиций — в первой из них были 2—3 сплошные траншеи полного профиля, соединявшиеся ходами сообщений, вторая и третья имели 1—2 траншеи. Вторая полоса обороны, удаленная от переднего края главной полосы на 10—15 км, была оборудована таким же образом. Тыловая армейская полоса, проходившая в 20—40 км от переднего края, примыкала к трем фронтовым оборонительным рубежам общей глубиной 30—50 км. Вся оборонительная система состояла из восьми полос. Передовая тактическая зона обороны состояла из развитой сети опорных пунктов, каждый из которых имел от 3 до 5 76,2-миллиметровых орудия ЗиС-3 или 57-миллиметровых орудий ЗиС-2, несколько противотанковых ружей, до 5 минометов, до роты саперов и пехотинцев. Местность была буквально усеяна минными полями — средняя плотность минирования достигала 1 500 противотанковых и 1 700 противопехотных мин на 1 км фронта (в 4 раза больше, чем в Сталинграде).

 

А позади находился «страховой полис» — оборонительный рубеж Степного фронта. Так что советские войска проводили время в бесконечных учениях, чередовавшихся с отдыхом. Но и у немцев боевой дух был очень высок — никогда раньше войска не имели 3 месяцев на отдых, учебу и пополнение. Никогда раньше немцы не концентрировали на столь ограниченных участках такую массу бронетехники и войск. Лучшие из лучших были здесь. Правда, ветераны, глядя на все приготовления, вспоминали Первую мировую, поскольку грядущее сражение должно было стать похожим на битвы прошедшей войны, когда одна огромная армия топталась на пятачке, пытаясь «прогрызть» эшелонированную оборону другой, причем обе стороны несли громадные потери при мизерных результатах. Но молодежи было гораздо больше, и настроена она была решительно, правда, в воздухе витал некий фатализм — если уж такое количество бронетехники и войск не сомнет «иванов» на этот раз, то что же делать дальше? Тем не менее все верили в победу…

 

Пролог

Немцам пришлось начать сражение не 5-го, а уже 4 июля. Дело было в том, что с исходной позиции 4-й танковой армии на южном фасе нельзя было увидеть ни позиций со ветской артиллерии, ни вообще системы обороны — мешала гряда холмов за нейтральной полосой. Советские же артиллерийские наблюдатели могли с этих холмов прекрасно видеть все приготовления немцев и корректировать артогонь соответствующим образом. Так что немцам пришлось взять эту гряду заблаговременно. В ночь на 4 июля саперы из «Гроссдойчланд» проделали проходы в минных полях и несколько батальонов гренадер из той же дивизии после интенсивной артподготовки и авианалета пикирующих бомбардировщиков Ju-87G «Stuka» примерно в 15.20 пошли в атаку. Только к вечеру гренадеры сумели оттеснить передовые части 3 советских гвардейских дивизий и закрепиться на высотах, понеся большие потери.

 

На северном фасе в этот день не прозвучало ни одного выстрела. Командующему Центральным фронтом генералу армии Рокоссовскому еще 2 июля был известен день и час немецкого наступления, так что он приготовил противнику сюрприз. В 1.10 5 июля, когда немецкие моторизованные части уже выдвинулись на исходные позиции для атаки, советская артиллерия начала интенсивный обстрел районов сосредоточения немецких войск.

 

Артиллерийский налет длился около часа и причинил сильный ущерб, но не повлиял на время немецкой атаки, которая началась ровно в 3.30 утра. Целых 2 часа потребовались саперам, чтобы под непрерывным огнем проделать в минных полях проходы для «тигров» из 505-го тяжелого танкового батальона. Дальше всех в тот день продвинулась 20-я тд, сумевшая достичь второй линии советской обороны и захватить деревню Бобрик — сильный опорный пункт в 8 км от исходной линии атаки. Удалось значительно продвинуться и 41-му тк, но на левом крыле Моделя, в полосе наступления 23-го ак, дела у немцев пошли не слишком хорошо. Они «уперлись» в оборонительные позиции четырех стрелковых дивизий и не могли их прорвать, даже несмотря на применение двух секретных до тех пор новинок — мини-танков (телетанков) «голиаф» и машин для разминирования B-IV.

 

«Голиафы» имели 60 см в высоту, 67 см в ширину и 120 см в длину. Эти «могучие карлики» управлялись либо дистанционно по радио, либо с помощью кабеля, разматывавшегося с кормы машины до 1 000 метров. Они несли на себе 90 кг взрывчатки. По замыслу конструкторов, их надо было подводить как можно ближе к вражеским позициям и подрывать, нажав на кнопку в своем окопе. «Голиафы» показали себя эффективным оружием, но только когда им удавалось доползти до цели, что случалось нечасто. В большинстве случаев телетанки уничтожались еще на подходе.

 

Для проделывания широких проходов в минных полях немцы применяли в боях на северном фасе весьма экзотическую машину B-IV, весившую 4 т и несущую фугасный подрывной заряд в 1 000 кг и напоминавшую бронированный транспортер для боеприпасов. Водитель должен был подъехать к кромке минного поля, включить устройство дистанционного управления, а потом бежать прочь так, как он в жизни не бегал. Фугасный заряд подрывал все мины в радиусе 50 м. У Малоархангельска немцы применили 8 таких «механических саперов», и довольно успешно — большое минное поле перестало существовать.

 

Вот только из восьми водителей погибли четверо недостаточно резвых, так что с тех пор было сложно найти желающих управлять B-IV. Впрочем, после Курской битвы немцы их практически и не использовали. С самого начала Модель массированно применял 90 тяжелых штурмовых орудий «фердинанд» конструкции Ф. Порше. Перед этим монстром весом 68 т, вооруженным еще более длинноствольным, чем у «тигра», 88-миллиметровым орудием и лобовой броней в 200 мм, мало кто мог устоять, но один недостаток свел на нет все усилия их экипажей. «Фердинанды» не имели ни одного (!) пулемета — только пушку.

 

Странно, что на это никто не обратил внимания на стадиях разработки и испытаний, но теперь, «проутюжив» советскую траншею, тихоходная «самоходка» не могла ничем, кроме гусениц, бороться с пехотой, которая приспособилась пропускать «чудовище» и интенсивным огнем отсекать немецкую пехоту от своего «тарана». В результате «фердинандам» приходилось возвращаться назад, чтобы хоть как-то помочь своим. В процессе этих перемещений туда-сюда САУ часто застревали в окопах и воронках или подрывались на минах, становясь добычей советских войск.

 

Зато, действуя из укрытий, как истребитель танков, «фердинанд» гарантированно уничтожал любой советский танк или САУ на дистанции до 2 500 м. В качестве же «тарана» для пехоты эта машина явно не годилась. Из 90 «фердинандов» немцы потеряли на Курской дуге половину.

 

К исходу 6 июля советский фронт был прорван Моделем на 32 км в ширину и до 10 км в глубину, но оставалось прорвать еще не меньше 16 км. С такой невероятно мощной обороной ни Моделю, ни любому из его солдат и офицеров сталкиваться еще не приходилось. Ближайшей целью немцев стала деревня Ольховатка, и главным образом — гряда холмов около нее. Со стратегической точки зрения значение этих высот было трудно переоценить — с них открывался вид на Курск — конечную цель наступления, находившуюся на 120 м ниже ольховатских холмов.

 

Если бы удалось овладеть этими высотами, исключительно важный район между реками Ока и Сейм можно было считать своим. Для захвата плацдарма вокруг Ольховатки Модель отправил в атаку 140 танков и 50 штурмовых орудий 2-й танковой дивизии и более 20 «тигров» при поддержке многочисленной мотопехоты. Пикирующие бомбардировщики и штурмовики FW-190F3 безостановочно бомбили и обстреливали советские позиции, расчищая путь танкам. 8 июля к штурмующим присоединилась 4-я танковая дивизия, но советские войска, пополненные накануне 2 пехотными и артиллерийской дивизией, при поддержке 2 танковых бригад (тбр) удерживали свои позиции.

 

3 дня шел непрерывный бой за деревню Теплое и ольховатские холмы, но решительного успеха немцам добиться так и не удалось. Роты, в которых оставалось по 3—5 солдат без единого офицера, менялись на новые, но ничто не помогало. Слева от Ольховатки 2 танковые и 1 пехотная немецкие дивизии неделю дрались за деревню Поныри, которую солдаты назвали «маленький Сталинград». Бои здесь шли за каждый дом, и деревня переходила из рук в руки десяток раз. Только 11 июля при помощи последнего резерва Моделя — 10-й мотопехотной дивизии — Поныри удалось взять. Но дальше немцам продвинуться было не суждено. О готовящейся контратаке советских войск немецкий командующий знал из данных авиаразведки. Теперь он должен был думать об удержании позиций.

 

Боевой приказ Главного командования сухопутных сил Германии фон Манштейну и командующему 4-й танковой армией генерал-полковнику Готу гласил: «Достичь соединения с 9-й армией прямым прорывом через Обоянь». Однако и Манштейн, и Гот понимали, что, когда все их силы окажутся перед переправами через Псёл в Обояни, советские танковые войска из района Прохоровки ударят во фланг наступающим немецким войскам и, как минимум, серьезно затормозят наступление на Курск.

 

Поэтому Гот предложил своему командующему некоторое изменение плана действий — после прорыва основных полос советской обороны повернуть не на Обоянь, а на Прохоровку, чтобы отразить неизбежную массированную советскую танковую контратаку и лишь затем двигаться на север в направлении Курска. Манштейн одобрил это предложение, и 5 июля Гот пошел в наступление по новому плану. Тактика Манштейна отличалась от тактики Моделя на северном фасе — быстрый прорыв совершали не пехотные, а танковые дивизии, причем все сразу. Манштейн посчитал традиционный метод взламывания эшелонированной обороны, когда мотопехота со штурмовыми орудиями пробивает брешь, в которую затем устремляются танки, слишком затратным по времени и силам, учитывая большую ширину фронта.

 

Гот со своими примерно 700 танками должен был продавить советскую оборону сразу же, «рывком, а не ползком», и встретить советские танковые резервы уже на оперативном просторе, где он при поддержке люфтваффе имел хорошие шансы их разгромить. Оперативная группа генерала Кемпфа южнее должна была действовать сходным образом. Манштейн был уверен, что одновременного удара 1 300 танков и штурмовых орудий русские не выдержат. Не смогут выдержать. Но начало боевых действий не подтвердило оптимизма Манштейна — его войскам хоть и удалось продвинуться на 8 км вглубь советской обороны и овладеть селом Черкасское, но ведь задача на первый день состояла в прорыве всех линий вражеской обороны. На следующий день, 6 июля, 11-я тд должна была захватить мост через Псёл, южнее Обояни, в 50 км от исходной позиции! Но на дворе стоял отнюдь не 1941-й год, а потому рассчитывать на такие темпы уже не приходилось.

 

Хотя надо сказать, что все планы полетели в мусорную корзину во многом из-за невероятного провала нового «чудо-оружия» — танка «пантера». Как и предсказывал Хейнц Гудериан, новая боевая машина, не успевшая избавиться от «детских болезней», показала себя очень плохо с самого начала. Все «пантеры» были сведены в два батальона по 96 машин в каждом. Оба они вошли в состав 39-го танкового полка под командованием майора фон Лаухерта. Вместе с 8 машинами штаба полк насчитывал ровно 200 танков. Полк «пантер» был придан мотодивизии «Гроссдойчланд» и вместе с ее танковым полком (около 120 танков) в течение всей операции действовал на обояньском направлении. Из пошедших в бой 196 танков Pz. V «пантера» только по техническим причинам было потеряно 162. Всего же в боях на Курской дуге немцы безвозвратно лишились 127 «пантер». Трудно представить более неудачный дебют. Хотя в некоторых случаях новые танки показали себя очень хорошо: так, одна «пантера» сумела подбить Т-34 на расстоянии 3 000 м!

 

Но все эти хоть и удачные, но немногочисленные эпизоды не сыграли для немцев никакой положительной роли. А ведь в свое время, дожидаясь ввода в строй этих танков, Гитлер передвинул начало «Цитадели» по крайней мере на полтора месяца вперед! Впрочем, не обращая внимания на эти неудачи, танковый клин немцев пробивал оборону 6-й гвардейской армии. Здесь особенно отличились танковые дивизии СС, уже через несколько часов оказавшись прямо перед КП командарма М. Чистякова. Командующий Воронежским фронтом Н. Ватутин отдал приказ командующему 1-й танковой армией М. Катукову немедленно контратаковать. В армии Катукова 1/3 составляли легкие танки Т-70, которые для немецких танков представляли только передвижные мишени, да и пушки «тридцатьчетверок» уступали немецким. В этих условиях несколько бригад пошли в атаку и сразу же понесли большие потери. Катуков обратился к Ватутину с просьбой отменить приказ, но тот отказал. Неугомонный командарм тогда связался со Сталиным и доказал Верховному Главнокомандующему свою правоту.

 

Приказ Ватутина был отменен. Т-34 продолжали действовать из засад, что было гораздо эффективнее лобовых контратак. К исходу первого дня немцы продвинулись на 10—18 км и не прекращали боевых действий даже ночью. 6—7 июля они развили наступление вдоль обояньского шоссе на Сырцово — Грезное, а к исходу 7 июля «Лейбштандарт» и «Тотенкопф» начали прорыв ключевой позиции советской обороны между реками Псёл и Донец. Фронта 6-й гвардейской армии больше не существовало, а 1-я танковая несла большие потери. Прибыв вечером 7 июля на КП Катукова, член Военного Совета Н.С. Хрущев сказал: «Ближайшие сутки, двое, трое — самые страшные. Либо пан, либо… немцы в Курске. Они на карту все ставят, для них это вопрос жизни или смерти. Надо… чтобы они свернули себе шею, а мы вперед пошли!» Но 8—10 июля немцы «шею себе не свернули», а, наоборот, методично расшатывая советскую оборону, достигли городка Верхопенье и форсировали реку Пену. Затем тд СС «Лейбштандарт» и «Дас Райх» повернули на Прохоровку. 48-й танковый корпус частично пошел на Обоянь, до которой было около 30 км, а частично поддержал наступление танкового корпуса СС на восток.

 

Но Готу нечем было прикрыть восточный фланг своей операции — оперативная группа «Кемпф» сорвала график, еще не успев достичь верховьев Донца. Тем не менее 2-й танковый корпус СС продолжал продвигаться, и представитель Ставки маршал А.М. Василевский вместе с генералом Н.Ф. Ватутиным попросили у Сталина выдвинуть для усиления прохоровского направления 5-ю гвардейскую армию генерал-лейтенанта А.С. Жадова и 5-ю гвардейскую танковую армию генерал-лейтенанта П.А. Ротмистрова из района Острогожска. К исходу дня 9 июля 5-я гвардейская та подошла к Прохоровке. В это время генерал-полковник Гот уплотнил боевые порядки 2-го тк СС и сократил его полосу наступления вдвое. Подтянувшаяся к 10 июля опергруппа «Кемпф» готовила удар на Прохоровку с юга, через Ржавец.

 

Битва

Прохоровское сражение началось 10 июля. К исходу дня немцы захватили важный оборонительный пункт — совхоз «Комсомолец» — и закрепились в районе деревни Красный Октябрь. Всего этого немцам не удалось бы достичь, даже несмотря на ударную мощь своих соединений, если бы не исключительно эффективные действия люфтваффе по поддержке своих войск. Как только позволяла погода, немецкие самолеты буквально «жили» в небе над полем боя: 7—8, а то и 10 боевых вылетов в день были для пилотов не редкостью. Ju-87G с 37-миллиметровыми пушками в подвесных контейнерах буквально терроризировали советских танкистов, нанося им очень большие потери. Не меньше страдали и артиллеристы, тем более что в первую неделю битвы советской авиации никак не удавалось организовать должный отпор люфтваффе.

 

К исходу 11 июля немцы потеснили советские части в районе хутора Сторожевое и взяли в плотное кольцо части, оборонявшие Андреевку, Васильевку и Михайловку. В этот день совершил свой подвиг взвод противотанковых ружей 284 сп 95-й гвардейской сд под командованием лейтенанта П.И. Шпятного. 9 бронебойщиков вступили в схватку с 7 немецкими танками и все их подбили. Погибли все советские бойцы, а последний вражеский танк взорвал сам тяжело раненный командир взвода, бросившись под него с гранатами. До самой Прохоровки оставалось всего 2 км без каких-либо серьезных укреплений. Ватутин понимал, что на следующий день, 12 июля, Прохоровка будет взята и немцы повернут на Обоянь, выйдя заодно в тыл 1-й танковой армии. Надеяться можно было только на контрудар армии Ротмистрова, который должен был переломить ситуацию.

 

Танкистов поддерживала 5-я гвардейская армия. Ее командующий генерал Жадов вспоминал: «На организацию контрудара оставалось всего несколько часов светлого времени и короткая летняя ночь. За это время нужно много сделать: принять решение, поставить задачи войскам, провести необходимую перегруппировку частей, расставить артиллерию. Вечером на усиление армии прибыли минометная и гаубичная артбригады, имея крайне ограниченное количество боеприпасов. Танков армия не имела вообще». Танкисты Ротмистрова также испытывали нехватку боеприпасов. Около полуночи Ватутин изменил время наступления с 10.00 на 8.30, чтобы, по его мнению, упредить немцев.

 

Это решение стало роковым. Пойдя в бой на узком 10-километровом участке, танкисты обнаружили, что атакуют в лоб изготовившуюся тд СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Немецкие наводчики прекрасно видели советские танки и уже в первые минуты боя на поле заполыхали десятки «тридцатьчетверок» и легких Т-70, которые вообще нельзя было посылать в атаку. На эсэсовцев наступали 18-й и 29-й тк 5-й гвардейской та во взаимодействии с 42-й гвардейской стрелковой и 9-й гвардейской воздушно-десантной дивизиями. Именно бой этих двух корпусов с тд СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и получил впоследствии название встречного танкового сражения, а место, где он проходил, — «танкового поля».

 

В атаку на немецкие позиции пошли 190 Т-34, 120 Т-70, 18 английских тяжелых Мк-4 «черчилль» и 20 САУ. «Лейбштандарт» насчитывал 56 танков (4 «тигра», 47 Pz. IV, 5 Pz. III и 10 САУ Stug. III).

 

Начав атаку в 8.30, советские танки только к 12.00 дошли до немецких артиллерийских позиций и за это время подверглись мощному авианалету Ju-87G и «мессершмиттов-110». В итоге оба корпуса потеряли около 200 танков и САУ, немцы же — в 10 раз меньше. Да и могло ли быть иначе? Командующий Воронежским фронтом бросил 2 танковых корпуса в самоубийственную лобовую атаку не на немецкую пехоту, а на развернутую для атаки тд СС, усиленную артиллерией. Немцы были в очень выгодном положении — они стреляли с места, в полной мере используя прекрасные баллистические качества своих длинноствольных пушек и великолепную оптику прицелов. Находясь под гибельно точным огнем немецкой бронетехники, подвергаясь сильным атакам с воздуха и не имея, в свою очередь, должной поддержки со стороны собственной авиации и артиллерии, советским танкистам приходилось, сцепив зубы, «рвать» дистанцию, чтобы как можно быстрее сблизиться с противником. Танк МК-4 «черчилль» под командованием лейтенанта Лупахина получил 4 сквозные пробоины, но экипаж продолжал драться, пока не загорелся двигатель.

 

Только после этого экипаж, все члены которого были ранены, покинул танк. Механик-водитель Т-34 181-й тбр Александр Николаев, спасая раненого комбата, на своем поврежденном танке сумел удачно протаранить немецкий танк. Советские танкисты дрались буквально до последнего снаряда, до последнего человека, но чуда не произошло — остатки корпусов откатились на исходные позиции, сумев, правда, затормозить немецкое наступление и заплатив за это невероятную цену.

 

А все могло быть иначе, если бы Ватутин не перенес время атаки с 10.00 на 8.30. Дело в том, что по плану «Лейбштандарт» должен был на чать наступать на наши позиции в 9.10, и в этом случае уже советские танки встречали бы огнем с места немецкие. Во второй половине дня немцы перешли в контратаку, сосредоточив основные усилия севернее Прохоровки, в полосе дивизии «Тотенкопф». Здесь им противостояли около 150 танков из 5-й гвардейской та и 1-й гвардейской та, а также 4 гвардейские стрелковые дивизии 5-й гвардейской армии. Здесь немцев удалось остановить в основном за счет отличных действий противотанковой артиллерии. «Дас Райх» сражалась с двумя танковыми корпусами 5-й гвардейской та практически с открытым правым флангом, так как 3-й тк опергруппы «Кемпф» так и не смог подойти к Прохоровке с юго-востока в установленный срок. Наконец, день 12 июля закончился. Результаты для советской стороны были неутешительны — 5-я гвардейская та согласно журналу боевых действий потеряла в этот день 299 танков и САУ, 2-й тк СС — 30.

 

На следующий день сражение возобновилось, но главные события происходили уже не в районе Прохоровки, а на северном фасе, у Моделя. Командующий 9-й армией собирался еще 12 июля пойти на решительный прорыв в районе села Теплое, но вместо этого был вынужден не только отказаться от наступления, но и снять с фронта мобильные формирования для отражения крупного наступления на Орел, предпринятого войсками Брянского фронта. Но самое главное заключалось в том, что 13 июля Гитлер вызвал фон Манштейна и фон Клюге в свою Ставку в Восточной Пруссии. Как только фельдмаршалы предстали перед ним, фюрер ошарашил их известием о том, что в связи с удачной высадкой союзников на Сицилии он останавливает «Цитадель» и перебрасывает танковый корпус СС в Италию. Впрочем, Гитлер разрешил Манштейну, действуя только на южном фасе Курской дуги, постараться максимально обескровить советские войска, но 17 июля приказал ему прекратить бесполезное наступление, вывести из боя танковый корпус СС и к тому же передать фон Клюге еще 2 танковые дивизии, чтобы тот попытался удержать Орел.

 

Именно в этот день и закончилось Прохоровское сражение. В начале августа Манштейн был вынужден отойти на свои первоначальные исходные позиции, на которых также сколь-нибудь долго удержаться ему не удалось.

 

И.В. Сталин был крайне недоволен огромными потерями, понесенными 5-й гвардейской та в боях под Прохоровкой. В рамках служебного расследования П.А. Ротмистров написал несколько записок, одна из которых была адресована Г.К. Жукову. В конце концов советскому танковому генералу буквально чудом удалось оправдаться.

 

Сов. секретно

Первому заместителю народного комиссара обороны Союза ССР — Маршалу Советского Союза тов. Жукову

 

В танковых боях и сражениях с 12 июля по 20 августа 1943 года 5 Гвардейская Танковая Армия встретилась с исключительно новыми типами танков противника. Больше всего на поле боя было танков Т-V («Пантера»), в значительном количестве танки Т-VI («Тигр»), а также модернизированные танки Т-III и Т-IV. Командуя танковыми частями с первых дней Отечественной войны, я вынужден доложить Вам, что наши танки на сегодня потеряли свое превосходство перед танками противника в броне и вооружении. Вооружение, броня и прицельность огня у немецких танков стали гораздо выше, и только исключительное мужество наших танкистов, большая насыщенность танковых частей артиллерией не дали противнику возможности использовать до конца преимущества своих танков.

 

Наличие мощного вооружения, сильной брони и хороших прицельных приспособлений у немецких танков ставит в явно невыгодное положение наши танки. Сильно снижается эффективность использования наших танков и увеличивается их выход из строя. Проведенные мною бои летом 1943 года убеждают меня в том, что и теперь мы самостоятельно маневренный танковый бой можем вести успешно, пользуясь отличными маневренными свойствами нашего танка Т-34. Когда же немцы своими танковыми частями переходят, хотя бы временно, к обороне, то этим самым они лишают нас наших маневренных преимуществ и, наоборот, начинают в полной мере применять прицельную дальность своих танковых пушек, находясь в то же время почти в полной недосягаемости от нашего прицельного танкового огня.

 

Таким образом, при столкновении с перешедшими к обороне немецкими танковыми частями мы, как общее правило, несем огромные потери в танках и успеха не имеем. Немцы, противопоставив нашим танкам Т-34 и КВ свои танки Т-V («Пантера») и Т-VI («Тигр»), уже не испытывают былой танкобоязни на полях сражений. Танки Т-70 просто нельзя стало допускать к танковому бою, так как они более чем легко уничтожаются огнем немецких танков. Приходится с горечью констатировать, что наша танковая техника, если не считать введение на вооружение самоходных установок СУ-122 и СУ-152, за годы войны не дала ничего нового, а имевшие место недочеты на танках первого выпуска, как-то: несовершенство трансмиссионной группы (главный фрикцион, коробка перемены передач и бортовые фрикционы), крайне медленный и неравномерный поворот башни, исключительно плохая видимость и теснота размещения экипажа, не полностью устраненными и на сегодня.

 

Ныне танки Т-34 и КВ потеряли первое место, которое они по праву имели среди танков воюющих стран в первые дни войны… На базе нашего танка Т-34 — лучшего танка в мире к началу войны, немцы в 1943 г. сумели дать еще более усовершенствованный танк Т-V «Пантера», который, по сути дела, является копией нашего танка Т-34, по своим качествам стоит значительно выше танка Т-34 и в особенности по качеству вооружения. Я, как ярый патриот танковых войск, прошу Вас, товарищ маршал Советского Союза, сломать консерватизм и зазнайство наших танковых конструкторов и производственников и со всей остротой поставить вопрос о массовом выпуске уже к зиме 1943 г. новых танков, превосходящих по своим боевым качествам и конструктивному оформлению ныне существующих типов немецких танков.

 

Командующий войсками 5 гвардейской танковой армии гвардии генерал-лейтенант танковых войск — (Ротмистров) подпись «20» августа 1943 г. действующая армия

 

Действия советского командования в Курской битве трудно назвать образцом для подражания — слишком уж велики были потери, но все же главного добиться удалось — мощь танковых частей вермахта была сломлена, армейские танковые и пехотные дивизии более не являлись полноценным боевым инструментом — их упадок был необратим. И хотя дивизии СС сохранили высокую боеспособность, их было слишком мало, чтобы кардинально влиять на ситуацию на фронте. Стратегическая инициатива в войне прочно перешла после Курска к советским войскам и оставалась за ними до полного разгрома Третьего рейха.

[Alex_D]

Вокруг Света

Семен Федосеев

 

Стальной гарнизон

 

 

Падение Севастополя и поражение России в Крымской войне 1853—1856 годов произвели ошеломляющее впечатление на современников. Как могло случиться, что грозная империя, в течение полутора столетий одерживавшая на поле брани одну победу за другой, потерпела такое фиаско на своей дальней окраине? Почему Россия, располагавшая армией более чем в миллион штыков, не смогла сбросить в море немногочисленный десант союзников?

 

«Ключевой» конфликт

 

Причины Крымской войны часто искажались в угоду политической конъюнктуре. Западные историки всячески подчеркивали агрессивность российской внешней политики, заявляли о намерении Николая I разделить Турцию, захватить черноморские проливы и Стамбул. Отечественные исследователи, напротив, приписывали европейским державам стремление расчленить Российскую империю и превратить ее во второстепенную державу. На самом деле подобные «мечты» некоторых западных политиков были нереальны и вряд ли воспринимались всерьез даже их авторами.

 

Крымская война была прежде всего вызвана обострением противоречий между великими державами по Восточному вопросу: факт существенного ослабления Османской империи заставлял задуматься о судьбе ее обширных владений в Европе и Азии. В царствование Николая I этот вопрос занимал центральное место во внешней политике России. Империя стремилась укрепить свои позиции на Балканах, в Закавказье и Средиземноморье, поставить под контроль черноморские проливы Босфор и Дарданеллы. Свободный проход через них российских торговых судов имел огромное значение для экономического развития южных губерний, а недопущение в Черное море иностранных судов позволяло обеспечить безопасность южных рубежей империи.

 

Против этих замыслов сплотились европейские державы, которые не желали усиления российского присутствия на Ближнем Востоке. Англия стремилась установить собственную гегемонию в этом регионе, ослабить позиции России на Балканах и вытеснить ее из Средиземноморья. Французский император Наполеон III также рассчитывал расширить свое влияние в турецких владениях за счет России. Он хотел взять реванш за поражения Франции в 1812—1814 годах и мечтал о победоносной войне, которая укрепила бы его режим. Турция надеялась, опираясь на военную помощь западных стран, полностью восстановить свое господство над балканскими народами и вернуть прежние владения в Крыму и Закавказье. Австрия, спасенная русскими войсками во время венгерского восстания 1849 года, отнюдь не собиралась из «чувства благодарности» допускать Россию на Балканы и сама вынашивала экспансионистские планы.

 

Непосредственным поводом к началу войны стал спор между Россией и Францией о правах католического и православного духовенства в Палестине, являвшейся провинцией Османской империи. Исторически сложилось так, что именно православная община охраняла и поддерживала христианские святыни, но в 1850 году Франция потребовала восстановления прав католиков и передачи им ключа от главных ворот Вифлеемской церкви. Император Николай I, считавший себя покровителем православной общины, заявил резкий протест. Однако Турция поддержала французские притязания.

 

В Петербурге этот конфликт сочли веской причиной для активизации политики на Ближнем Востоке. Заняв в споре о Святых местах непримиримую позицию, Россия рассчитывала на нейтралитет Англии и полную поддержку Австрии, однако, как оказалось, расчет этот был ошибочным — Англия в союзе с Францией выступила на стороне Турции, Австрия же по отношению к России заняла позицию недоброжелательного нейтралитета. Тем самым Российская империя оказалась в полной политической изоляции, против нее сложилась мощная коалиция, противостоять которой в одиночку было трудно.

 

Не равная силой

 

Другим, не менее крупным просчетом императора Николая I и его окружения стала переоценка военного потенциала России и боеспособности русской армии. Империя оказалась совершенно не готовой к общеевропейской войне. Принцип комплектования армии на основе рекрутского набора к тому времени совершенно изжил себя. Войска общей численностью в 1 123,5 тыс. человек были рассредоточены по огромной территории страны. Переброска их к театру военных действий чрезвычайно затруднялась неразвитостью путей сообщения — железнодорожные коммуникации отсутствовали, а грунтовые дороги не позволяли своевременно решать оперативно-стратегические задачи.

 

Не все обстояло благополучно и с состоянием офицерского корпуса. Уровень низшего и среднего звена командного состава был достаточно удовлетворительным. Что же касается высшего командования, то оно включало в себя не только способных военачальников, получивших необходимый опыт в ходе затяжной Кавказской кампании, но и бездарных генералов, заботившихся лишь о благоволении императора. Отсутствие дееспособного Генерального штаба отрицательно сказывалось на разработке стратегических планов ведения войны. Аппарат военного управления отличался громоздкостью и чрезмерной централизацией, в делопроизводстве царили неразбериха и волокита, в снабжении войск — постоянные злоупотребления и обкрадывание рядового состава.

 

Военная промышленность была не в состоянии обеспечить войска всем необходимым для ведения боевых действий. Россия отставала от передовых европейских стран в области вооружений армии и флота. В войсках в основном преобладали гладкоствольные ружья, отличавшиеся пониженной меткостью и малой дальнобойностью (200—250 м) по сравнению с нарезным стрелковым оружием (800 м), состоявшим на вооружении западных армий. Русские пушки были устаревших образцов, заряжались с дула и стреляли ядрами или картечью, значительно уступая английским и французским орудиям, заряжавшимся с казенной части и стрелявшим разрывными снарядами.

 

На русском флоте доминировали парусные суда. Из 21 крупного корабля черноморской эскадры лишь 7 были паровыми, в то время как англо-французский флот почти целиком состоял из паровых судов с винтовыми двигателями и к тому же превосходил русский по численности. Только английская средиземноморская эскадра, располагавшаяся вблизи Дарданелл, насчитывала 31 корабль. Поэтому в ходе войны русский флот не смог оказать эффективной поддержки сухопутным войскам на Черноморском побережье.

 

Русское командование придерживалось линейной тактики — войска привыкли сражаться компактными массами, в громоздких и неповоротливых шеренгах. Однако в условиях господства дальнобойной артиллерии и нарезных ружей такое построение приводило к тяжелым потерям от огня противника. На Западе уже давно убедились в преимуществе тактики колонн и рассыпного строя. Не уделялось в русской армии и должного внимания подготовке атаки артиллерийским огнем и мерам по уменьшению потерь среди личного состава.

 

Общее соотношение сил было также в пользу коалиции. Англия обладала самым мощным в мире военно-морским флотом, хотя сухопутные ее силы не превышали 150 тыс. человек (120 тыс. пехотинцев, 10 тыс. кавалеристов и 20 тыс. артиллеристов и саперов). Французская армия была одной из самых многочисленных в Европе — в мирное время она насчитывала 350 тыс. человек, а в случае войны могла развернуться до 540 тыс. (383 тыс. пехотинцев, 86 тыс. кавалеристов и свыше 70 тыс. артиллеристов и саперов). Османская империя в Крымскую войну выставила до 400 тыс. солдат и офицеров. Турецкую армию отличала слабость командного состава. Фактически ею руководили западные «советники» при турецких генералах, вооружение и снабжение турецких войск в годы войны обеспечивались Англией и Францией.

 

К 1853 году ближневосточный конфликт достиг наибольшей остроты. Когда Турция решила вопрос о палестинских святынях в пользу католиков, Николай I в феврале направил в Стамбул морского министра А.С. Меншикова с чрезвычайной миссией. Однако под давлением Англии турки отвергли его требование подтвердить прежние привилегии православной церкви и предоставить российскому императору право покровительства православному населению Османской империи. В итоге султан разрешил англо-французскому флоту войти в Дарданеллы. 21 мая 1853 года Меншиков покинул Стамбул. Дипломатические отношения России с Турцией были разорваны.

 

В начале июля русские войска численностью 82 тыс. человек под командованием генерала М.Д. Горчакова были введены в Дунайские княжества (Молдавию и Валахию), которые находились под сюзеренитетом султана. 130-тысячная турецкая армия сконцентрировалась на Балканах в нескольких крепостях. В ответ на оккупацию Россией Дунайских княжеств в июле 1853 года Англия, Франция, Австрия и Пруссия провели в Вене конференцию и согласовали текст ноты султану. В ней Турции предписывалось соблюдать все условия прежних договоров о правах православного населения. Однако втайне союзники гарантировали султану полную поддержку. В итоге Турция отвергла Венскую ноту. 9 октября 1853 года она потребовала вывести русские войска из Дунайских княжеств, а 16 октября объявила России войну. 20 октября Николай I подписал манифест «О войне с Оттоманской Портой».

 

На Балканах турки форсировали Дунай, но их атаки против русских войск были отбиты с большими потерями. На Кавказском фронте в ноябре 1853 года турецкие войска были разгромлены при Ахалцыхе и Башкадыкларе. 30 ноября Черноморский флот во главе с вице-адмиралом П.С. Нахимовым атаковал турецкую эскадру в Синопской бухте. В ходе этого знаменитого сражения турки потеряли почти все суда (7 фрегатов, 3 корвета, один малый пароход и 4 транспортных судна) и около 3 тыс. человек (3/4 личного состава эскадры). Потери русских были сравнительно небольшими: 38 человек убитыми и 235 ранеными. Все корабли благополучно вернулись в Севастополь.

 

Поражения турок ускорили вступление Англии и Франции в войну под предлогом защиты Османской империи. 4 января 1854 года эскадра союзников вошла в Черное море. 21 февраля Россия разорвала дипломатические отношения с Англией и Францией. 27 и 28 марта эти страны объявили России войну. В этом же месяце русские войска перешли через Дунай, заняли крепости Исакча, Мачин, Тулча, а в мае осадили Силистрию. В апреле флот союзников бомбардировал Одессу, в мае вошел в Балтийское море, приблизился к Кронштадту, но атаковать его не решился. В августе был высажен десант на Аландских островах и захвачена крепость Бомарзунд. Однако в других местах десантные операции не удались, и в сентябре 1854-го англо-французская эскадра покинула российские территориальные воды.

 

Столь же неудачно завершились экспедиции союзников в Белом и Баренцевом морях. Они безуспешно пытались захватить Соловецкие острова и прорваться к Архангельску, неудачно атаковали Петропавловский порт на Камчатке. А на Кавказе терпели поражение турки. В августе 1854 года русские войска нанесли им поражение при Кюрюк-Даре и взяли крепость Баязет.

 

В июне—июле того же года англо-французские войска высадились у болгарского города Варны. Австрия заняла враждебную позицию, создав угрозу тылам русской армии. Россия была вынуждена вывести войска из Дунайских княжеств. Союзники по согласованию с Турцией ввели туда австрийскую армию. Для России война утратила наступательный характер и превратилась в оборонительную.

 

Начало эпопеи

 

В августе союзники решили предпринять экспедицию в Крым и захватить Севастополь. 14—18 сентября их флот (89 кораблей и 300 транспортных судов) высадил у Евпатории экспедиционные войска общей численностью 62 250 человек при 134 орудиях. Французская армия насчитывала 28 250 человек (4 пехотные дивизии, инженерный корпус, 2 эскадрона кавалерии, 68 орудий), английская — 27 тыс. человек (4 пехотные дивизии, легкая стрелковая дивизия, кавалерийская бригада, 54 орудия). В состав французских войск входила также турецкая дивизия (7 тыс. штыков и 12 орудий).

 

«Интервенты» рассчитывали на сравнительно легкую кампанию — в Крым за бранной славой отправился цвет английской аристократии, даже французы были поражены количеством багажа, который прихватили их союзники. Обоз командира одной из дивизий герцога Кембриджского состоял из 17 повозок. Командир кавалерийской бригады лорд Кардиган обедал и отдыхал на собственной яхте. Многие офицеры привезли с собой лошадей для охоты.

 

19 сентября союзники двинулись к Севастополю. Главнокомандующий русскими войсками А.С. Меншиков сосредоточил на реке Альме почти все находившиеся в Крыму русские войска (33 600 человек) и попытался остановить противника, но потерпел поражение и отступил. Бросив Севастополь на произвол судьбы, он отвел армию к Бахчисараю. Севастополь имел достаточно надежную защиту с моря: 13 береговых батарей насчитывали 611 орудий, мощной артиллерией обладала и стоящая на рейде русская эскадра.

 

Но с суши город был почти беззащитен. Северная сторона прикрывалась только фортом с 50 орудиями, на слабо укрепленной 7-километровой полосе обороны Южной стороны имелось лишь 134 орудия. Меншиков оставил в городе незначительный гарнизон — 8 батальонов пехоты и небольшое количество матросов. Казалось, падение Севастополя неизбежно. Однако союзники совершили ошибку, которая имела для них тяжелые последствия. Они не решились атаковать город с Северной стороны без содействия флота (удобные бухты были только на юге от города) и подступили через Инкерман к Южной стороне. Противник занял Балаклаву, Стрелецкую и Камышовую бухты, чтобы обеспечить себе морские базы для снабжения войск. 25 сентября началась Севастопольская оборона, продолжавшаяся 349 дней.

 

Несмотря на грубейший просчет союзников, сил для сопротивления у севастопольцев явно не хватало. Однако они не помышляли о капитуляции. Во главе обороны встал начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В.А. Корнилов, один из самых образованных и деятельных русских моряков. Его гибель на Малаховом кургане от вражеского ядра 17 октября 1854 года была тяжелой утратой для защитников города. «Отстаивайте же Севастополь!» — успел сказать он перед смертью. Преемником Корнилова стал командующий черноморской эскадрой вице-адмирал П.С. Нахимов. Он пользовался огромным авторитетом и всеобщей любовью. На самых опасных участках командующий неизменно появлялся в хорошо заметных золотых эполетах, демонстрируя полное презрение к опасности. Матросы и солдаты называли себя «нахимовскими львами». 10 июля 1855 года Нахимов был смертельно ранен пулей в голову на том же самом Малаховом кургане, обороной которого командовал его ближайший помощник, герой Синопского сражения контр-адмирал В.И. Истомин, погибший раньше Нахимова — 19 марта 1855 года он был сражен вражеским ядром. Он тоже, будучи раненным и контуженным, не покидал своего поста и продолжал руководить отражением атак противника.

 

Главным военным инженером был назначен подполковник Э.И. Тотлебен, будущий знаменитый инженер-генерал, руководивший в Русско-турецкую войну 1877—1878 годов осадой Плевны. Осажденные в полной мере воспользовались медлительностью противника. За 3—4 недели силами солдат, матросов и гражданского населения была создана система укреплений, которые были тщательно приспособлены к местности, что затрудняло возможность их продольного обстрела. На главной линии обороны севастопольцы установили 341 орудие, из которых 118 предназначались для борьбы с осадными батареями противника, а остальные — для картечного огня на случай штурма. Семь устаревших судов были затоплены в бухте, чтобы преградить путь вражескому флоту. Их экипажи и орудия пополнили береговые батареи, обращенные к суше. Остальные корабли маневрировали в бухте и вели огонь по противнику.

 

 

Еще один штурм

 

Меншиков направил в распоряжение Корнилова сильные подкрепления. К середине октября гарнизон Севастополя уже насчитывал 35 тыс. человек. Между тем союзники наконец решились на штурм. 17 октября они бомбардировали город из 126 тяжелых орудий. Огонь был открыт одновременно по всей линии обороны. Превосходству противника в калибрах осажденные противопоставили искусную организацию стрельбы с батарей, рассредоточенных по всей оборонительной линии. Русская артиллерия подавляла вражеские батареи поодиночке, одну за другой. Уже через три часа большая часть орудий противника была выведена из строя.

 

С еще большим успехом отражалась атака с моря. Союзники рассчитывали уничтожить береговые батареи Севастополя и обрушиться на осажденных с тыла. Против 115 орудий береговой обороны противник выставил 49 судов, в том числе 27 кораблей первой линии с 1 340 орудиями. Однако корабли союзников заняли слишком удаленную позицию от русских батарей (на 1 000—1 300 м). Как и на суше, они открыли залповый огонь, стремясь сразу подавить все батареи. Поэтому при граде выпущенных снарядов были отмечены лишь единичные попадания. Русские артиллеристы вели беглый прицельный огонь. Они хорошо пристрелялись во время развертывания эскадры и сумели нанести противнику большой урон. После 5-часового боя англо-французский флот отошел, потеряв 500 человек и 9 судов.

 

Союзному командованию пришлось отложить штурм на неопределенное время и перейти к длительной осаде. Успех достался защитникам города ценой немалых потерь. Несколько батарей получили серьезные повреждения. Два бастиона были полностью разрушены. Севастопольцы в короткий срок восстановили укрепления. Их артиллерия продолжала наносить удары по батареям противника, тормозя осадные работы. Стойкость защитников Севастополя дала Меншикову возможность дважды атаковать противника с тыла. 25 октября 1854 года под Балаклавой русской пехоте удалось овладеть неприятельскими редутами, но развить успех не получилось из-за малочисленности отряда. 5 ноября произошло сражение под Инкерманом, в котором русские войска потерпели поражение. Меншикову не удалось заставить противника снять осаду с Севастополя.

 

В ходе этих боев союзники также понесли немалые потери. Кроме того, 14 ноября сильная буря снесла палатки в английском и французском лагерях, ливень затопил траншеи. Значительно пострадал флот. Погибло несколько крупных боевых кораблей, затонули 7 английских транспортов, 5 транспортов и 13 торговых судов были выброшены на мель. Союзники отказались от активных действий и отсиживались в своих лагерях. Несмотря на явное военно-техническое превосходство, они испытывали под Севастополем серьезные трудности. Удаленность театра военных действий и растянутость коммуникаций осложняли снабжение и пополнение армии. Колодцев с питьевой водой было мало. Солоноватая вода из наспех вырытых ям была отвратительной на вкус. Кроме того, не хватало дров, чтобы ее кипятить. В лагерях союзников свирепствовали холера, тиф и дизентерия. В первые месяцы осады из каждых 100 англичан от ран и болезней умирали 39 человек. К началу 1855 года в английском лагере насчитывалось 23 тыс. больных, раненых и обмороженных, и только 11 тыс. оставались в строю. Во время эпидемии тифа французы каждый день теряли 100 человек в Крыму и 200 человек при транспортировке в госпиталь под Стамбулом.

 

Моральный дух войск был невысок. Солдат нередко гнали в атаки пьяными. Иногда достаточно было одного залпа осажденных, чтобы противник под этим «благовидным» предлогом прятался в укрытие на всю ночь. Участились случаи дезертирства. Во время холодов к русским перебегали до 30 человек в сутки. В лагерях осаждающих царила постоянная вражда не только между разными национальностями, но и между отдельными родами войск. Турок англичане и французы в основном использовали как вьючных животных для переноса грузов, скудно кормили и за малейшую провинность нещадно били палками.

 

В декабре 1854 — январе 1855-го к союзникам прибыло сильное подкрепление: 30 тыс. французов, 10 тыс. англичан и 35-тысячный турецкий корпус Омер-паши. 26 января по требованию Наполеона III в войну на стороне коалиции вступила Сардиния, направившая в Крым 15-тысячный корпус. Создав значительный перевес в силах, союзники в начале февраля 1855 года опять перешли к активным действиям.

 

Героизм впроголодь

 

17 февраля 1855-го русское командование вновь попыталось оказать помощь Севастополю. 19-тысячный отряд генерал-лейтенанта С.А. Хрулева атаковал Евпаторию, где находился корпус Омер-паши, но был отбит. В этом же месяце главнокомандующим русскими войсками в Крыму вместо Меншикова был назначен М.Д. Горчаков. 2 марта того же года умер Николай I. На престол вступил его сын, Александр II. Но ни новый главнокомандующий, ни новый император не были в состоянии улучшить военную ситуацию в Крыму.

 

Тем не менее защитники города во главе с Нахимовым продолжали сражаться, постоянно совершенствуя систему обороны. Вокруг южной стороны Севастополя была создана невиданно глубокая для своего времени полоса укреплений (1,5—2 км). За главной оборонительной линией располагались еще две линии редутов, укрепленных батарей и простых баррикад. Перед главной линией были вырыты 2—3 линии траншей и ложементов, в которых могли разместиться целые батальоны. Все линии обороны связывала между собой сеть ходов. Между линиями были установлены различные заграждения (засеки, замаскированные ямы и тому подобное).

 

Руководство обороной осуществлял штаб начальника гарнизона. На Городскую и Корабельную стороны были назначены командиры, отвечавшие за состояние обороны в своем районе. Главная линия обороны разделялась на 5 дистанций во главе со своими начальниками. Так же четко было организовано снабжение защитников города вооружением и боеприпасами. Для управления обороной применялась особая система сигнализации (семафорный телеграф, сигнальные флажки, световые сигналы ночью). В Севастополе впервые начал действовать созданный русскими инженерами «военно-походный электрический телеграф» — последнее слово военной техники того времени.

 

Осажденные изматывали противника непрерывными вылазками и контратаками. За весь период обороны они совершили более 150 вылазок. В самой крупной из них, в ночь на 23 марта 1855 года, принимал участие поручик артиллерии Л.Н. Толстой, автор знаменитых «Севастопольских рассказов». Русские передвигались на поле боя врассыпную, перебежками от укрытия к укрытию. Удары наносились по наиболее уязвимым местам — по стыкам частей и флангам противника. Эта тактика оказалась очень успешной. При вылазке в ночь на 22 ноября 1854-го был разгромлен вражеский батальон, прикрывавший осадные работы, а в ночь на 19 апреля 1855-го такая же участь постигла другой батальон.

 

Севастопольцы наладили наблюдение и разведку. На каждом бастионе и редуте имелись наблюдатели-сигнальщики. Кроме того, наблюдение вели секреты, расположенные в завалах перед линией обороны. В расположение противника засылались разведгруппы с задачей добыть «военнопленника», почти непрерывно велась также разведка боем.

 

Сильной стороной севастопольской обороны было взаимодействие различных родов войск. Действия пехоты эффективно поддерживались огнем полевой и корабельной артиллерии. Пароходы регулярно обстреливали противника с флангов и поддерживали вылазки осажденных. 6 декабря 1854 года военные суда «Владимир» и «Херсонес» сами предприняли успешную вылазку за пределы рейда и обстреляли одну из баз французского флота. Это заставило союзников выделить для блокады входа на рейд значительные силы. Нахимов нашел применение даже парусным кораблям: одни стали плавучими батареями, а другие — плавучими госпиталями.

 

Условия обороны становились все более тяжелыми. Осажденные испытывали большие трудности со снабжением. Все необходимое очень медленно привозилось в город на телегах, в то время как союзникам грузы доставлялись на пароходах гораздо быстрее. Особенно ощутимой была нехватка пороха и боеприпасов. Севастопольцы в большинстве случаев не могли в равной степени отвечать на артобстрел противника и несли потери, которых можно было бы избежать.

 

Настоящей трагедией при огромном количестве раненых был недостаток врачей, коек, медикаментов, белья, перевязочных средств, хирургических инструментов. Из-за этого многих пациентов не удавалось спасти. К середине ноября госпитали и лазареты в Севастополе, Бахчисарае и Симферополе переполняли свыше 21 тыс. человек раненых и больных. Из-за нехватки помещений их отправляли в Мелитополь, Бердянск, Феодосию, Николаев, Херсон. Но транспортировка пациентов на четырехколесных безрессорных фургонах по российским дорогам приводила к высокой смертности.

 

Севастопольцы беспрестанно хоронили погибших. На Северной стороне были устроены два «скида», которые наполнялись каждую ночь. В один свозились трупы, которые с молитвой опускались в братскую могилу, в другой — отдельные части тел, которые просто зарывали в землю.

 

В городе не хватало питьевой воды, так как многие колодцы оказались в руках противника. Солдаты и матросы питались только гнилыми сухарями и кашицей с мясом истощенного от бескормицы скота. Трехдневный запас сухарей обычно толкли в порошок, завязывали в тряпицу и укладывали в ранец. Но и это скудное довольствие выдавалось нерегулярно. Одна из французских газет, не разобравшись, сообщала об исключительном патриотизме русского солдата, который всегда носит с собой мешочек с землей своей родины…

 

Так жили не только севастопольцы, но и все солдаты Крымской армии. Редкие случаи дезертирства почти всегда были бегством от голода. В кавалерийских частях лошади по 3 дня не видели ни сена, ни овса. В одном татарском ауле под Симферополем лошади съели все соломенные и камышовые крыши. Были случаи, когда кони объедали друг другу хвосты и гривы. В зимние месяцы осажденные страдали без теплой одежды. У них в лучшем случае был один полушубок на двоих. Население России присылало для служивых не только крестики и образки, но и деньги, полушубки, рубашки, сапоги, башмаки. Однако из-за бездорожья вещи приходили с большим опозданием и уже испорченными. Полушубки, например, которые ждали к зиме, прибыли в Бахчисарай для отправки в Севастополь только летом. Поскольку надобность в них отпала, то их свалили в покоях ханского дворца, где они сгнили.

 

В едином порыве

 

Терпя лишения, севастопольцы продолжали сражаться. Весь мир был поражен исключительной стойкостью и массовым героизмом защитников города. Солдаты и матросы не хотели покидать поле боя после ранения или контузии. Только с октября 1854-го по март 1855-го с перевязочных пунктов в строй вернулись свыше 10 тыс. раненых. Даже враги называли гарнизон города «стальным».

 

Имена героев Севастополя знала вся страна. Отряд добровольцев во главе с лейтенантом Н.А. Бирилевым почти каждую ночь совершал вылазки и не знал поражений. Однажды в бою матрос Игнатий Шевченко закрыл своего командира грудью от вражеских пуль. Этот подвиг стал примером для других севастопольцев. Газеты писали, что «каждый рядовой в городе — это Игнатий Шевченко, каждый офицер — лейтенант Бирилев». Раненый унтер-офицер Зинченко в ожесточенной схватке спас и полковое знамя, и жизнь своего командира. Солдат Поленов, прижатый противником к обрыву, после упорного сопротивления бросился вниз, чтобы не попасть в плен. Матрос Михаил Мартынюк ринулся в пороховой погреб, потушил начавшийся пожар и спас бастион от разрушения. Легендой Севастополя стал матрос Петр Кошка, который на вылазках творил чудеса: незамеченным подбирался к вражеским траншеям, снимал часовых, добывал «языков», заклепывал орудия, захватывал ценные трофеи. Во время вылазок особо отличились также Василий Чумаченко, Федор Заика, Афанасий Елисеев, Аксений Рыбаков, Иван Димченко.

 

Однако повседневный ратный труд осажденных не исчерпывался боевыми действиями. Под градом неприятельских пуль и снарядов, по колено в грязи и воде они почти целый год не только безостановочно восстанавливали, но и расширяли севастопольские укрепления. Огромную самоотверженность проявляли врачи, фельдшеры и сестры милосердия. Они сутками находились на работе и ночевали возле своих пациентов. В город прибыл знаменитый хирург Н.И. Пирогов и провел множество сложнейших операций. Большой любовью защитников города пользовалась медсестра Даша, прозванная Севастопольской.

 

В обороне активно участвовало гражданское население. Горожане не только строили укрепления, но и предоставляли в распоряжение командования свое имущество — повозки, лошадей и волов, тачки, строительный материал и инструменты. Они всеми силами поддерживали жизнь в сражающемся Севастополе. По-прежнему бойко шла торговля на рыночной площади. Время от времени на продавцов и покупателей обрушивался снаряд. После взрыва люди разбегались в разные стороны. Но уже через несколько минут убитых уносили с площади, прилавки сдвигались и торговля возобновлялась.

 

Самоотверженность и мужество демонстрировали в осажденном городе и женщины. Многие из них работали в госпиталях и перевязочных пунктах, не покидая их даже в дни сильнейших бомбардировок. Они часто забирали раненых домой. Несмотря на все запреты, жены матросов навещали своих мужей на бастионах: стирали белье, перевязывали раненых, ходили за водой. Некоторые оставались там на постоянное жительство. На одном из бастионов в чудом уцелевшей маленькой хате жила «матроска» Дуня. Она обстирывала защитников и нередко развешивала белье под градом снарядов. На берегу бухты даже в разгар артобстрела можно было увидеть отставных стариков-матросов. Они удили рыбу и носили ее на бастионы.

 

Достойно проявили себя бывшие заключенные, освобожденные из тюрем в самом начале осады. Они работали на строительстве укреплений, под огнем противника ходили к колодцам и добывали воду. Впоследствии многих из них помиловали, а остальным сократили срок наказания.

 

От взрослых не отставали и дети. Мальчики рвались на бастионы и в начале обороны, когда людей не хватало, их помощь с благодарностью принимали. Самым знаменитым был десятилетний Коля Пищенко, сын матроса-артиллериста с 4-го бастиона. Он постоянно подносил снаряды отцу, который учил его артиллерийскому делу. После гибели отца Коля остался на бастионе и до конца осады лихо стрелял по врагу из небольшой мортиры.

 

Пять месяцев последнего удара

 

Весной 1855 года союзное командование вновь решило покончить с Севастополем одним ударом. Для артиллерийской подготовки штурма оно сосредоточило на осадных батареях до 500 тяжелых орудий. Бомбардировка началась 9 апреля и продолжалась 10 дней. Из-за недостатка боеприпасов русские отвечали одним выстрелом на два вражеских. И все же противнику не удалось подавить огневые точки осажденных. Штурм Севастополя был опять отложен на неопределенное время. Потерпел провал и замысел союзников силами 16-тысячного корпуса перерезать коммуникации русской армии в Крыму. В мае 1855 года им удалось захватить Керчь и Еникале, но в Геническе, Таганроге и Новороссийске десант противника был отражен береговой охраной. 7 июня союзники силами пяти дивизий (до 40 тыс. штыков) после усиленной бомбардировки атаковали передовые позиции перед главной оборонительной линией Корабельной стороны, захватили Камчатский люнет, Селенгинский и Волынский редуты. В жестоком бою русские потеряли 5 500 человек, противник — 6 200 человек. Взятие этих укреплений позволило союзникам вплотную приблизиться к главной линии обороны.

 

Стремясь развить успех, 17 июня осаждающие провели интенсивную артиллерийскую подготовку. На огонь 587 орудий русские отвечали из 548 орудий. Но запас боеприпасов у севастопольцев был в 3—4 раза меньше. На следующий день начался штурм главной оборонительной линии Корабельной стороны. На этом участке 20 тыс. защитников противостояли 47 тыс. атакующих. Несмотря на преимущество в численности и артиллерии, союзники были отражены по всей линии обороны. Потери противника составили 7 тыс., русских — 5 тыс. человек. Севастопольцы одержали блестящую победу.

 

Но положение защитников города оставалось крайне тяжелым. Численность армии союзников в Крыму составляла 200 тыс. человек (100 тыс. французов, 25 тыс. англичан и 15 тыс. сардинцев — под Севастополем, 40 тыс. турок — в Евпатории и 20 тыс. англичан и французов — в Керчи). Русские войска в Крыму насчитывали лишь 110 тыс. человек, из которых 70 тыс. составляли гарнизон Севастополя. Нехватка боеприпасов становилась все ощутимее, а огонь противника непрерывно усиливался. Улицы города были завалены ядрами, осколками, земля разрыта снарядами, дома разрушены.

 

Горчаков предпринял последнюю попытку отвлечь силы противника от осажденного города.16 августа в сражении у реки Черная союзники нанесли русским войскам тяжелое поражение. Стало ясно, что Севастополь обречен. Осажденные могли отражать вражеские атаки, но выдерживать подавляющее превосходство артиллерийского огня было уже невозможно. 17—20 августа противник вновь провел усиленную бомбардировку города, который громили 300 тяжелых мортир и 800 других орудий. Плотность огня в эти дни приблизилась к нормам Первой мировой войны. Севастопольцы отвечали одним на три выстрела противника.

 

Южная сторона города превратилась в руины. Везде полыхали пожары. Потери гарнизона возросли до 2—3 тыс. человек в день. Горчаков получил от Александра II согласие на отступление в Северную часть города. 27 августа было завершено строительство плавучего моста из бревен через рейд. К тому времени гарнизон подготовился к эвакуации. Вскоре по мосту потянулись сотни повозок с военным имуществом.

 

С 5 сентября противник вновь резко усилил бомбардировку города. Через 3 дня в валах бастионов главной линии обороны образовались широкие бреши. Путь для штурмовых колонн был открыт. 8 сентября союзники атаковали укрепления и захватили первую линию обороны, в том числе Малахов курган, но на второй линии севастопольцы сначала встретили их картечью, а затем перешли в контратаку и отбросили противника. В этот день французы и англичане 6 раз шли на приступ, но всякий раз под натиском русских откатывались назад. Союзникам удалось удержать только Малахов курган. Потери с обеих сторон были огромными: у севастопольцев — 12 тыс., у противника — 10 тыс. человек.

 

В ночь на 9 сентября защитники города эвакуировались по плавучему мосту через рейд. Все военные объекты были взорваны, тяжелые морские орудия выведены из строя. Колонну отступающих освещало пламя пожара, охватившего всю Южную сторону. После переправы мост был разрушен, а оставшиеся корабли затоплены. Русские войска закрепились на заранее подготовленных позициях на Северной стороне. Легендарная Севастопольская страда закончилась.

 

Акт о поражении

 

Эта героическая оборона стала кульминацией Крымской войны. Отдельные операции союзников на других театрах не принесли им успеха. В июле 1855 года в Балтийское море вторично вошла союзная эскадра. Однако ее действия свелись к обстрелу нескольких прибрежных городов и бомбардировке города Свеаборг, которые не дали ощутимых результатов. В ноябре эскадра покинула Балтику. Столь же бесславно закончилась и вторая экспедиция союзников на Тихоокеанское побережье России. На Кавказе турки терпели сплошные поражения. В ноябре русские войска взяли неприступную крепость Карс.

 

Несмотря на эти успехи, Россия не могла продолжать борьбу с коалицией. По подсчетам известного историка А.М. Зайончковского, потери севастопольцев составили 120 тыс. человек, а общие потери за всю войну превысили 500 тыс. человек. Экономика страны не выдерживала тяжести боевых действий подобного масштаба. Призыв миллиона рекрутов и изъятие из деревни почти 150 тыс. лошадей нанесли тяжелый удар сельскому хозяйству. Промышленность не справлялась с производством необходимого количества оружия и боеприпасов. Колоссальные военные расходы (около 500 млн. руб.) привели к кризису государственных финансов. Неспособность правительства обеспечить победу в войне вызвала рост оппозиционных настроений в обществе.

 

Союзники также истощили свои силы. Они потеряли под Севастополем 73 тыс. человек, а всего в Крымскую войну — свыше 500 тыс. человек (турки — 400 тыс., французы 95 тыс., англичане 22 тыс.). Мобилизационные возможности коалиции были исчерпаны уже к лету 1855 года. Союзное командование не решилось атаковать русские позиции на Северной стороне города. О наступлении в глубь Крыма не могло быть и речи. Поэтому английская и французская дипломатия всеми силами расширяла коалицию. Австрия угрожала России разрывом дипломатических отношений. Пруссия и Швеция также заняли враждебную позицию.

 

В этой ситуации российское правительство приняло условия союзников. В феврале 1856 года противники заключили перемирие. 30 марта в Париже был подписан мирный трактат. Тем самым французы объявили о своем успешном реванше — именно 30 марта 1814 года победоносные русские войска вступили в Париж, сокрушив наполеоновскую армию. По договору Россия возвращала Турции Карс, а союзники выводили войска из Севастополя и других захваченных крымских городов. Устье Дуная и Южная Бессарабия отходили к Молдавии. Провозглашалась «свобода плавания» по Дунаю. Единоличное право России на покровительство православным подданным Оттоманской империи заменялось коллективной гарантией великих держав. Принципиальное значение имел пункт о нейтрализации Черного моря, который запрещал России и Турции иметь военный флот, арсеналы и крепости на побережье. Это условие наносило удар по престижу России и безопасности ее южных границ, так как Турция сохраняла право держать военно-морские силы в Мраморном море и проливах. Босфор и Дарданеллы объявлялись закрытыми для военных судов. Россия обязывалась демилитаризовать Аландские острова.

 

Условия мира были болезненно восприняты в России. Со времен неудачного Прутского похода Петра I в 1711 году империя не подписывала акта о поражении. Вместе с тем российской дипломатии удалось отклонить требования союзников о нейтрализации Азовского моря и отторжении от России всей Бессарабии. Австрии не удалось аннексировать Молдавию и Валахию, а Турция распрощалась с надеждами на «исправление» границ на Кавказе.

 

После завершения конгресса 15 апреля 1856 года Англия, Франция и Австрия подписали соглашение о Тройственном союзе. Его участники гарантировали целостность Турции и выполнение Россией всех статей Парижского трактата. Сложилась так называемая «Крымская система», имевшая явную антироссийскую направленность. Но эта система просуществовала только два десятилетия. После поражения Франции в войне с Пруссией в 1870—1871 годах Россия смогла аннулировать пункт о нейтрализации Черного моря. Русскотурецкая кампания 1877—1878 годов резко изменила ситуацию в регионе.

 

Крымская война стала важным этапом в развитии военного искусства. Она наглядно продемонстрировала превосходство нарезного оружия перед гладкоствольным и парового флота — над парусным. В ходе этой войны были впервые применены электрический телеграф и минные заграждения, получила распространение тактика стрелковых цепей, зародились позиционные формы боевых действий. Этот опыт был использован при проведении морских (1850—1860 годы) и военных (1860— 1870 годы) реформ в России, широко применялся во многих войнах второй половины XIX века.

 

Исход Крымской войны вызвал сильнейший резонанс во всех слоях российского общества, оказав исключительное влияние на внутреннее положение в стране. «Севастополь ударил по застоявшимся умам», — писал русский историк В.О. Ключевский. Это поражение остро поставило вопрос об отмене крепостного права и других преобразованиях, без которых империя не могла сохранить статус одной из ведущих европейских держав. Вскоре после окончания Севастопольской обороны и подписания Парижского мира страна двинулась по пути Великих реформ.

 

Театры военных действий Крымской войны (1853—1856 годы)

 

Закавказье

Осенью 1853 года главные силы турок двинулись на Александрополь. Их Ардаганский отряд, пытавшийся через Боржомское ущелье прорваться к Тифлису, 26 ноября был разбит под Ахалцихом. 1 декабря русские войска под командованием В.О. Бебутова разгромили главные силы турок при Башкадыкларе, а 29 июля 1954 года на Чингильском перевале нанесли поражение Баязетскому отряду, заняв 31 июля Баязет. 5 августа в бою при Кюрюк-Дара турецкая армия на этом ТВД была разгромлена.

 

Балтика

В мае 1854 года англо-французские эскадры блокировали русский Балтийский флот в Кронштадте и Свеаборге. 7 августа англо-французский десант высадился на Аландских островах и осадил Бомарзунд, который после разрушения укреплений сдался. Осенью того же года союзные эскадры покинули Балтийское море. Однако в июле 1855 года вновь вернулись вторично, подвергнув бомбардировке Свеаборг, но, не добившись ощутимых результатов, в ноябре того же года покинули Балтику.

 

Белое море

Весной 1854 года английские корабли бомбардировали город Колу и Соловецкий монастырь, но попытка нападения на Архангельск провалилась.

 

Петропавловск-Камчатский

30августа — 5 сентября 1854 года русскими войсками было отражено нападение англо-французской эскадры.

 

Крым

0ноября 1853-го в Синопском сражении русские войска уничтожили турецкий Черноморский флот. 23 марта 1854 года — форсировали Дунай в районе Браилова, Галаца и Измаила. 22 апреля 1854 года англо-французская эскадра бомбардировала Одессу. В июле того же года союзнические силы высадились в Варне, а превосходящие силы англо-франко-турецкого флота блокировали русский флот в Севастополе. 14 сентября союзный флот начал высадку под Евпаторией. Русские войска под командованием А.С. Меншикова потерпели поражение на реке Альме и отошли к Севастополю, а затем к Бахчисараю. С 25 сентября 1854 по 8 сентября 1855-го длилась оборона Севастополя. В этот период произошло еще несколько важнейших сражений. 25 октября 1854 года — бой между русскими и англо-турецкими войсками в районе Балаклавы, являвшейся базой английских войск. Поначалу русские войска, овладев редутами в 3—4 км северо-восточнее Балаклавы, отразили контратаку английской кавалерии, однако этот небольшой тактической успех не был развит из-за недостаточности войск, выделенных главнокомандующим Меншиковым, и противник так и не был отрезан от своей базы. 5 ноября в результате Инкерманского сражения (восточнее Севастополя) русскому командованию не удалось сорвать готовившийся штурм Севастополя и вынудить противника снять осаду. Однако русские войска смогли потеснить англичан, которые вынуждены были обратиться за помощью к французам. Бездействие Чоргунского отряда генерала М.Д. Горчакова, который должен был нанести вспомогательный удар в направлении Сапун-горы, позволило французам перебросить подкрепления англичанам. Русские войска с большими потерями вынуждены были отступить. 16 августа 1855 года между русскими и союзными (английскими, французскими, сардинскими и турецкими) войсками произошло сражение на реке Черная (в 8—12 км юго-восточнее Севастополя). В конце июня того же года по требованию императора Александра II главнокомандующий русской Крымской армией генерал Горчаков развернул наступательные действия для оказания помощи Севастополю. Но из-за малочисленности введенных в бой войск, несогласованности их действий развить наступление не удалось. Поражение на реке Черная еще более ухудшило положение русских войск под Севастополем. 6 июня 1855 года произошел штурм Малахова кургана. 27 августа превосходящие силы французов овладели этой высотой, после чего русские войска оставили южную сторону Севастополя. 9 сентября защитники оставили Севастополь, что практически завершило Крымскую войну.

 

Валерий Степанов, доктор исторических наук

 

Борьба военных инженеров

 

Оборона Севастополя вошла в историю не только как ярчайший пример героизма офицеров, солдат, матросов и жителей города, но и противостояния военных инженеров. В нем русские инженеры в самых тяжелых условиях проявили мастерство и профессионализм,противопоставив техническому превосходству противника превосходство тактики и организации.

 

Севастополь был приморской крепостью 1-го класса, имевшей по меркам середины XIX века неплохо развитую защиту со стороны моря, но вот со стороны суши городские укрепления были незначительны и в плохом состоянии. Единственным элементом долговременной фортификации была двухъярусная каменная башня Малахова кургана. Оправдывая нежелание строить сухопутные укрепления, князь А.С. Меншиков незадолго до начала обороны шутил, что со стороны крымских татар нападения не ожидает. Надо сказать, что нападений татары действительно не производили, но вот шпионили как для турок, так и для англичан весьма активно. В то время даже ходил один анекдот о козле, который, пасясь за чертой города и встретив на пути насыпь временной батареи, с ходу боднул ее, разрушив часть укрепления, а севастопольская полиция даже запретила жителям выпускать рогатый скот, дабы не вредить обороне…

 

В августе 1854 года в Севастополь прибыл инженер-подполковник Э.И. Тотлебен, и ситуация с инженерной обороной начала резко меняться. Адмирал Корнилов писал: «В неделю сделали больше, чем прежде делали в год». Тотлебен был учеником «дедушки русской фортификации» А.З. Теляковского, чьи труды признали даже во Франции. Правда, то, чем эти труды грозят, союзники поняли только в Крыму, столкнувшись с новой, «неправильной» системой обороны крепости, определившей развитие фортификации на полстолетия вперед. В короткое время русские создали систему укреплений протяженностью около 7,5 км, прикрыв Южную часть Севастополя от Килен-балки до Александровской бухты. На линии размещались 8 бастионов, редуты, люнеты, ложементы. К 16 октября 1854-го было построено 20 батарей, артиллерийское вооружение со стороны суши увеличено вдвое и доведено до 341 орудия.

 

Основную часть укреплений составляла постоянно восстанавливавшаяся и развивавшаяся сеть земляных сооружений, опорными пунктами служили открытые сзади бастионы и редуты, между ними протягивались стенки-куртины. Защитой служили насыпи, фашины, корзины («туры») и мешки с землей, впервые в России применили блиндажи. Заграждениями впереди укреплений служили рвы, волчьи ямы, замаскированные камнеметные фугасы. Бастионная система обороны Севастополя ускорила повсеместное введение «фортовых крепостей».

 

Глубину обороны защитники наращивали, продвигаясь ближе к позициям противника. Впервые в истории войн осажденный город под интенсивным огнем противника строил выдвинутые вперед укрепления. Широко применялись контрапроши («встречные» окопы с защитной насыпью), готовившиеся в течение ночи и часто позволявшие проводить внезапные контратаки, делать вылазки (группами или большими отрядами от 200 до 550 человек), в ходе которых солдаты и матросы портили орудия на вражеских батареях, захватывали нарезное оружие. Из тайно подводимых к противнику окопов («тихих сап») русские часто бросались в рукопашную или срывали атаку противника ближним ружейным огнем. Солдатскую практику быстро укреплять захваченные в ходе вылазок позиции ложементами (прообразом стрелковых окопов) и тянуть траншеи к соседям и в тыл превратили в систему. Выдвинутые таким образом вперед Селенгинский и Волынский редуты и Камчатский люнет взяли во фланг осадные работы противника и заставляли его распылять силы. Многополосная оборона, приспособленная к местности, сочетание элементов полевой и постоянной фортификации также были новинками. Наскоро сложившаяся система, конечно, не могла быть идеальной, но подчеркнем еще раз — защитники Севастополя сделали больше возможного, заслужив восхищение даже врага.

 

Инженерная оборона строилась так, чтобы создать эффективную систему огня и обеспечить активные действия пехоты, что позволяло частично компенсировать качественное превосходство противника в вооружении. Бастионы занимала пехота, а артиллерия располагалась на отдельных батареях и в промежутках — позже идея выноса крепостной артиллерии из фортов на промежутки станет основой обороны крепостей. Расположение батарей допускало маневр огнем, сосредоточение огня по одной цели. Окопы для расчетов, насыпи, туры с землей и канатные щиты несколько уменьшали потери артиллеристов от огня нарезных ружей противника. Дабы компенсировать недостаток мортир, артиллеристы ставили однопудовые единороги и 68-фунтовые бомбовые пушки на «элевационные» лафеты с большим углом возвышения. Слишком «легкие» или поврежденные орудия часто ставили в траншеи для внезапной стрельбы картечью. Русская артиллерия под Севастополем могла бы дать больше, но союзники постоянно превосходили ее по количеству выпускаемых снарядов (по подсчетам Э.И. Тотлебена, за период осады неприятель обрушил на Севастополь 1 356 000 артиллерийских снарядов).

 

Не менее интенсивная война шла под землей. Минная и контрминная борьба, свойственная любой осаде, здесь достигла особого размаха. Большую роль в ее организации сыграл штабс-капитан А.В. Мельников, прозванный «севастопольским кротом» и даже «обер-кротом». Защитники Севастополя за 7 месяцев подземно-минной войны проложили 6 889 м минных и слуховых галерей и рукавов в 2 яруса и произвели 94 взрыва крупных мин, израсходовав всего 12 т пороха (противник за время осады прорыл под землей 1 280 м галерей, в 5 раз меньше, но израсходовал в минах 68 т пороха). Еще 22 января 1855 года взрывом 12 пудов (196 кг) пороха уничтожили французскую минную галерею вместе с минерами. Качественно организованная инженерная разведка позволяла своевременно обнаруживать начало и выявлять направление минных работ противника и быстро вести контрминные галереи, снабжая их даже вентиляцией. При том что шанцевого инструмента тоже не хватало, при вылазках солдаты захватывали его у противника наравне с оружием. Достаточно сказать, что противнику практически ни разу не удалось произвести удачный взрыв под намеченным укреплением. Существенно, что русские мины подрывались более безопасным и надежным электрическим запалом от гальванических батарей — этот способ был разработан русским военным инженером П.Л. Шиллингом еще в 1812 году, а практически опробован К.А. Шильдером в 1832— 1834 годах. Союзники же все еще пользовались огнепроводным шнуром. И если у них на 136 взрывов было 30 отказов, то у русских — один отказ на 94 взрыва.

 

Осада Севастополя вызвала во Франции и Великобритании разработку новых образцов осадной артиллерии. Пример того — созданная уже по окончании войны британская 920-мм «мортира Маллета», метавшая 1,25-тонный снаряд на дальность 1 550 м. Мортира массой 50 т была разборной (ствол собирался из нескольких стальных колец), для перевозки морем. Крымская война окончилась раньше, чем этот монстр мог найти себе применение.

[Берсерк]

Спасибо!

Да, Крымская война - боль и слава русского народа. И нигде ее не помнят лучше, чем в самом Севастополе. Даже сейчас.

Слава героям!

[Peyote_old]

Битва под Курском мясорубка сплошная....война это ужасно.

[Alex_D]

Семен Федосеев

Вокруг света

 

Кровавое лето 44-го. Нормандский вариант

 

 

…В 1066 году нормандский герцог Вильгельм со своим войском, преодолев пролив Ла-Манш, завоевал Англию. …Спустя 878 лет англичане совместно с союзниками по антигитлеровской коалиции, преодолев все тот же Ла-Манш, высадились в Нормандии — исторической области на северо-западе современной Франции. Они предприняли массированную атаку на немецкую «крепость Европа», поставив перед собой цель освободить Францию и нанести поражение нацистской Германии. На песчаных пляжах Нормандии развернулось кровавое сражение, продолжавшееся 7 недель, в котором погибли, были ранены и искалечены десятки тысяч англичан, американцев, канадцев, французов, поляков, чехов, немцев. Грандиозная Нормандская десантная операция, задуманная и успешно осуществленная западными союзниками, сделала реальностью второй фронт в Западной Европе. Но его открытие тянулось почти 3 года.

 

Дипломатическая прелюдия

 

В общем контексте межсоюзнических отношений СССР, Великобритании и США проблема второго фронта длительное время представлялась неразрешимой. Вплоть до конца 1943 года британский премьер-министр Уинстон Черчилль и американский президент Франклин Делано Рузвельт так и не приняли на себя обязательств по разработке планов десантной операции в Северной Франции. Вопрос о возможности развертывания масштабных военных действий союзников СССР в Западной Европе возник еще в 1941— 1942 годах, в период юридического оформления антигитлеровской коалиции. С самого начала военных действий на германо-советском фронте, то есть с лета 1941 года, Красная Армия, неся огромные потери, отступала под натиском вермахта. Обширные территории, на которых до войны сосредоточивалась значительная часть советского оборонного потенциала, оказались оккупированными немцами. В этих условиях особую актуальность приобретала перспектива открытия второго фронта на западе, что могло бы ослабить натиск Гитлера на востоке. Сталин настойчиво добивался от лидеров союзных держав — британского премьера Черчилля, а после вступления в декабре 1941 года в войну против Германии США и американского президента Рузвельта — практических шагов в данном направлении. Тема второго фронта проходила красной нитью в секретной личной переписке Сталина с Черчиллем и Рузвельтом, а также с советскими послами в Великобритании и США. Поднималась она и в ходе официальных переговоров с представителями союзных держав.

 

Весной 1942 года советское руководство вновь попыталось заострить внимание союзников на этой проблеме. После поражения вермахта под Москвой Гитлер всерьез вознамерился взять реванш за столь досадную «неприятность» и начал подготовку к новому, более мощному наступлению на востоке, где по-прежнему были сосредоточены наиболее боеспособные войска Германии и ее сателлитов. Красная Армия под натиском противника оставила Керченский полуостров, что, в свою очередь, предопределило и харьковскую катастрофу 1942 года.

 

Тем временем в Москве было принято беспрецедентное решение: направить главу советского внешнеполитического ведомства В.М. Молотова, являвшегося одновременно заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров СССР, с официальным визитом в Лондон и Вашингтон. Советский посланец на бомбардировщике ТБ-7, пилотируемом майором Э. Пусепом, стоически преодолел расстояние в 20 тысяч километров в условиях не утихающих боевых действий, совершив посадки в Англии, Исландии, Канаде и США.

 

В ходе переговоров в Лондоне и Вашингтоне Молотову удалось убедить западных партнеров по коалиции подписать советско-английское и советско-американское коммюнике, содержавшие формулировку о достижении полной договоренности «в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году».

 

Но ни в 1942-м, ни в 1943-м союзники так и не приступили к его созданию. В то же время прилагали немалые усилия для того, чтобы поставить под контроль Средиземноморье. 8 ноября 1942-го началась операция «Торч» («Факел»): англо-американский контингент численностью около четверти миллиона человек высадился в Северной Африке. Однако бои приняли затяжной характер — немцы и итальянцы оказывали там союзникам сопротивление в течение 5 месяцев.

 

Надежда на позитивное решение проблемы второго фронта забрезжила лишь после встречи «Большой тройки» — Сталина, Черчилля и Рузвельта на межсоюзнической конференции, проходившей в Тегеране с 28 ноября по 1 декабря 1943 года.

 

К этому времени Красная Армия одержала блестящие победы в битвах под Сталинградом и Курском и была близка к перспективе вступления в Восточную и Центральную Европу. В свою очередь, западные союзники в мае 1943 года принудили немцев и итальянцев к капитуляции в Северной Африке. Развивая успех, 10 июля они высадились на острове Сицилия, а затем 3 сентября того же 43-го и на Апеннинском полуострове.

 

Во мнении относительно необходимости окончательного разгрома нацистской Германии лидеры союзных держав были едины, однако по вопросу практической реализации данной задачи их точки зрения расходились. Черчилль считал, что десантную операцию необходимо осуществить в так называемое «мягкое подбрюшье» Европы, то есть на Балканы. По его мнению, в случае успеха этого замысла появлялась реальная возможность «перегородить» Сталину путь в центр Европы. Рузвельт же был уверен: при высадке на Балканском полуострове союзники могут глубоко увязнуть в этом регионе, и предлагал более радикальные действия, а именно — вторжение крупных союзных сил в Западную Европу со стороны Франции. Успех исхода его замысла давал возможность попытаться развить наступление вплоть до германской границы, окончательно подорвать боевую мощь Гитлера, а в перспективе — воспрепятствовать появлению Красной Армии на территории Германии и в Центральной Европе.

 

В ходе Тегеранской конференции «балканский вариант» Черчилля не был одобрен. Сталин при поддержке Рузвельта сумел добиться от союзников обязательства открыть второй фронт в Западной Европе в течение мая 1944 года.

 

Айк и Монти против Лиса

 

Тогда же, в Тегеране, Сталин задал американскому президенту отнюдь не праздный вопрос: кто будет командовать операцией по высадке англо-американских войск в Западной Европе? Услышав в ответ от Рузвельта, что решение о кандидатуре главнокомандующего пока не принято, советский лидер прямо выразил сомнение в серьезности намерений союзников. Однако проявленная им настойчивость не дала представителям союзных держав возможности оттягивать далее, как это было раньше, решение назревшей проблемы. К тому же Сталин дал обещание союзникам в случае высадки на севере Франции поддержать их действия наступательными операциями на советско-германском фронте.

 

В результате в конце 1943 года Рузвельт назначил Верховным главнокомандующим Союзническими экспедиционными силами в Европе 53-летнего генерала Дуайта Эйзенхауэра (между собой подчиненные называли его Айком). До этого, в 1942—1943 годах, Эйзенхауэр уже осуществлял общее руководство вооруженными силами союзников в качестве главнокомандующего. Именно под его руководством были достигнуты успехи в боевых действиях в Северной Африке и осуществлена высадка в Италии. И он был убежден, что лишь операция по форсированию Ла-Манша и вторжение в Северную Францию могут привести в конечном счете к разгрому Гитлера.

 

Главнокомандующим сухопутными войсками Великобритании (21-я группа армий) был назначен 46-летний генерал Бернард Лоу Монтгомери. По словам британского фронтового журналиста А. Мурхеда, это был «не совсем обычный человек, не очень удобный соратник», одержимый непоколебимой верой в себя и видевший свое предназначение в том, чтобы сражаться. При этом еще со времен Первой мировой войны, поняв необходимость беречь жизнь каждого солдата, Монтгомери обладал редким умением планировать операции, руководствуясь этим основополагающим принципом, за что и был признан мастером пехотного боя. Именно под его командованием в начале ноября 1942 года 8-я британская армия нанесла поражение немцам и итальянцам у Эль-Аламейна (западее Александрии египетской), что привело к перелому всей Североафриканской кампании. Монтгомери разъезжал на танке, который украшала надпись «Монти», а в войсках его принимали на ура.

 

Главнокомандующим германскими войсками на Западе являлся 69-летний фельдмаршал Герд фон Рундштедт. Полководцу столь преклонных лет управлять частями в боевых условиях достаточно затруднительно, и потому начальник оперативного штаба германских вооруженных сил генерал А. Йодль предложил Гитлеру передать тактическое руководство на западе 42-летнему генерал-фельдмаршалу Эрвину Роммелю, ранее командовавшему германскими частями в Северной Африке и за свою изворотливость и хитрость в противоборстве с союзниками прозванному Лисом пустыни (хотя и ему не удалось избежать поражения от Монтгомери под Эль-Аламейном). 15 января 1944 года Роммель вступил в должность командующего немецкой группы армий «Б», которая располагалась в Северной Франции, Бельгии и Голландии.

 

Разработка операции

 

Генералу Эйзенхауэру приписывают высказывание, что сражение –– это прежде всего подготовка совместных и согласованных действий. В задачу его штаба на этапе разработки десантной операции входило налаживание постоянного контакта с войсками, которым предназначено было выполнять столь ответственную боевую задачу. Верховный главнокомандующий должен был иметь объективную информацию о результатах боевых учений и маневров, степени эффективности тех или иных действий.

 

Не теряя времени, уже в январе 1944 года Эйзенхауэр, Монтгомери и другие британские и американские генералы прибыли в Лондон для совместного обсуждения общего плана вторжения в северную Францию (операция получила кодовое наименование «Overlord», или «правитель», «господин»). Задача союзников сводилась к тому, чтобы осуществить в день «Д» высадку войск на 80-километровом участке морского побережья реки Сены. На 20-й день (Д+20) намечалось захватить плацдарм в Нормандии площадью 11 тыс. км2 (100 км — по фронту и 110 км — в глубину), а затем постараться накопить силы и средства для овладения территорией на северо-западе Франции. На завершающем этапе операции планировалось во взаимодействии с десантом, который должен был высадиться в южной Франции, предпринять широкое наступление по направлению к границам Германии.

 

Составной частью «Overlord» стала Нормандская десантная операция — стратегические действия вооруженных сил США и Великобритании при участии канадских, французских, чехословацких и польских войск. Задача сводилась к следующему: после форсирования Ла-Манша постараться захватить стратегический плацдарм на французском побережье и закрепиться на нем, плацдармом этим и должна была стать территория Нормандии — отсюда и название десантной операции.

 

Британские и даже американские генералы по достоинству оценили талант генерала Монтгомери по организации тщательнейшим образом подготовленного наступления при вторжении в северную Францию. Форсирование Ла-Манша должно было проводиться строго по плану, импровизации в управлении войсками абсолютно исключались. Шансы на успех в десантной операции во многом зависели от характера оборонительных сооружений немцев. Строительство на французском побережье системы немецких долговременных укреплений «Атлантический вал», начатое еще в 1942-м, к лету 1944-го завершено так и не было: не хватало ни средств, ни строительных материалов. По приказу Роммеля было сделано все возможное, чтобы создать препятствия на пути союзных сил в виде так называемых «бельгийских ворот» –– стальных железных рам высотой 3 м, а также колючей проволоки, тяжелых бревен, противотанковых рвов и ежей. Последние были способны распороть днища десантных судов союзников. На всех участках побережья, которые могли быть признаны пригодными для морской высадки, в большом количестве разбрасывались мины, обнаружить которые было нелегко из-за тщательной их маскировки.

 

7 апреля Монтгомери устроил совещание, на котором командующие дивизиями, корпусами и армиями союзников были ознакомлены с генеральным планом наступления. Рельефная цветная карта Нормандии шириной с улицу была развернута на полу большого зала в здании школы Святого Павла, где находилась штаб-квартира командующего 21-й армейской группой. В Нормандии одна британская и одна канадская армии должны были отвлечь резервы противника, сковав их на восточном фланге плацдарма союзников. Пока резервы немцев отвлекались в районе Кана, американцы стремились прорвать их фронт на западе.

 

15 мая была устроена генеральная репетиция десантной операции, на которой присутствовали король Великобритании Георг VI, премьер-министр Черчилль, а также американские генералы и адмиралы. Высокопоставленные особы дали добро на ее осуществление.

 

Весь район высадки подразделялся на две зоны — западную (американскую) и восточную (английскую). Территорию, которая по плану должна была быть занята десантом, составляли 5 районов сосредоточения. Два из них –– «Омаха» и «Юта» — заполняли части 1-й американской армии, остальные три — «Голд», «Джун» и «Суорд» — подразделения 2-й британской армии. В целом было выделено 5 десантных отрядов, каждый из которых обеспечивал высадку одной усиленной пехотной дивизии. Десант поддерживали две группировки военно-морских сил: американская (свыше 300 боевых кораблей различных классов и 1 700 десантных судов) и британская (около 350 кораблей и свыше 2 400 десантных судов).

 

Немецкое командование, ожидая десантной операции союзников, сохраняло уверенность в том, что нацелена она будет на Па-де-Кале, поскольку горловина пролива Ла-Манш в этом месте наиболее узка. А поэтому именно в этом районе немцы развернули в прибрежной полосе интенсивные работы по строительству укреплений. Роммель чаще всего инспектировал именно Па-де-Кале, ревностно следя за тем, чтобы полоса укреплений росла и усовершенствовалась.

 

И здесь нельзя не заметить, что и по сей день трудно переоценить усилия англо-американских союзников по дезинформации противника. Ими была разработана специальная вспомогательная операция «Фортитюд»— для введения в заблуждение противника о намерениях верховного главного командования экспедиционных сил относительно предполагаемого места наступления. Через сеть «двойных агентов» в тылу врага, ложную радиосвязь, а также такие открытые источники информации, как, например, пресса, немцы получили множество порой крайне противоречивых сведений относительно предполагаемых районов высадки англо-американских соединений. Назывались и побережье Бискайского залива, и район Марселя, и Балканский полуостров. Например, 4-я британская армия в Шотландии, которая якобы готовилась к «нападению» в Норвегии, существовала лишь… на радиоволнах английских передатчиков.

 

Результат операции «Фортитюд», несмотря на многоопытность немцев в деле организации собственных кампаний по дезинформации противника, оказался просто ошеломляющим. К началу лета 1944 года, то есть непосредственно накануне дня «Д», германское командование не только перебросило в Норвегию 13 дивизий в дополнение к уже имевшимся там военно-морским и военно-воздушным силам. Гитлер, введенный в заблуждение союзниками, отменил уже отданный им же по просьбе Роммеля приказ о передислокации 5 пехотных дивизий из этой страны на побережье северной Франции.

 

При подготовке Нормандской десантной операции на вооружение был также взят и фактор внезапности. Благодаря умело организованным мероприятиям оперативной маскировки противника удалось ввести в заблуждение относительно не только района высадки морского десанта, но и времени начала Нормандской операции. Достаточно сказать, что Роммель, в общем-то, неплохо знавший повадки своих «старых знакомых» Эйзенхауэра и Монтгомери, в день «Д» находился не во французском местечке Ла-Рош-Гюйон, где размещалась его штаб-квартира, а в Германии, на пути в Берхтесгаден. Он следовал в ставку фюрера, чтобы лично доложить ему о ситуации на Западном фронте. Сам же Гитлер получил информацию о вторжении англо-американских войск в Нормандию спустя несколько часов после его начала, во время традиционного послеобеденного доклада Йодля.

 

«Эврика» Джексона Хиггинса

 

Для осуществления столь крупной десантной операции, как Нормандская, необходимо было перебросить в район сосредоточения, то есть сначала на Британские острова, а затем и на французское побережье, огромное количество личного состава, боевой техники, боеприпасов, снаряжения, продуктов питания и тому подобного. На этапе наращивания сил транспортировка личного состава и военных грузов из США и Канады в Англию производилась главным образом морским путем, через Атлантику. Для этой цели использовался десантно-танковый корабль (ДТК), сравнимый с легким крейсером длиной 100 м и водоизмещением 4 тыс. т.

 

Куда более трудной задачей представлялись форсирование Ла-Манша и высадка личного состава с боевой техникой и вооружением на французский берег, который почти на всем протяжении был буквально начинен минными полями, за которыми находились огневые точки противника и его фортификационные сооружения с мощными орудиями. Поэтому основная задача союзного командования заключалась в том, чтобы обеспечить войска такими плавучими средствами, которые были бы способны подойти прямо к берегу, дабы непосредственно с них осуществить высадку пехоты, танков и бронемашин.

 

К этому времени помимо ДТК в США было налажено и производство десантно-танковых судов (ДТС), имевших в длину 33 м, тонкое днище и вмещавших в себя от 4 до 8 танков. Такие суда могли пересекать большие водные пространства. Однако и ДТК, и ДТС — с их тихоходностью и громоздкостью — являлись для противника слишком легкой мишенью. Для выполнения задачи высадки в Нормандии первых эшелонов союзников — для прорыва обороны противника и закрепления на занятых рубежах, нужны были катера с мелкой посадкой, а также с защищенными винтами. Носовой частью они должны были лечь на береговую полосу, быстро освободиться от груза (личного состава или боевой техники) и, развернувшись, быстро уйти в открытое море. И такого рода плавучие средства были созданы. Лучшими из них оказались десантно-пехотное судно (ДПС) и десантное судно средств передвижения и личного состава (ДССПЛС). ДПС имело корпус длиной 48 м. На нем можно было разместить роту численностью до 200 человек с полным вооружением.

 

Однако наибольшую популярность в годы второй мировой войны в экспедиционных силах союзников имело изобретение новоорлеанского инженера Э.Д. Хиггинса — настоящего гения-самоучки в области конструирования маломерных судов.

 

Еще в 1930-х он строил специальные плавсредства для нефтяников. Эти деревянные, мелкосидящие боты под названием «Эврика» были способны в условиях болотистой местности выбрасываться на берег и самостоятельно сходить с него. Хиггинсу и принадлежит приоритет в изобретении ДССПЛС. Носовая часть его «Эврики» стала квадратной, одновременно служа рампой, то есть приспособлением для выгрузки или погрузки войск и техники на берег или с берега. На борту ДССПЛС (или «бота Хиггинса») одновременно мог разместиться взвод из 36 человек или джип и отделение в 12 человек. Его рампа была изготовлена из металла, а борта и квадратная корма –– из фанеры. Скажем прямо, находившимся на его борту во время транс- портировки приходилось туго: даже при слабом волнении бот раскачивало и вода захлестывала борта. Однако это утлое суденышко с успехом справлялось с главной задачей — оно доставляло на французский берег взвод вооруженных, заранее натренированных солдат, которые за считанные секунды выскакивали на сушу. Кроме того, ДССПЛС самостоятельно сходил с берега и мог возвратиться к базовому кораблю за новой группой солдат.

 

Изобретение Э.Д. Хиггинса, сумевшего создать собственное производство, где работало около 30 тыс. человек, оказалось для командования союзных войск едва ли не спасительным. Спустя 20 лет Эйзенхауэр так отозвался о Хиггинсе: «Этот человек обеспечил нам победу в войне»…

 

«Берегись, Гитлер! Мы идем!»

 

Вечером 5 июня, накануне дня «Д», верховный главнокомандующий союзными экспедиционными силами генерал Д. Эйзенхауэр посетил 101-ю американскую воздушно-десантную дивизию, личный состав которой готовился к погрузке на 2-моторные самолеты «С-47» («Дакота»). На борт «Дакот», машин, отличавшихся надежностью и прочностью, попадали элитные войска. Большинство парашютистов 101-й ВДД были добровольцами, прошедшими специальное обучение, отличавшимися физической силой и мастерски владевшими оружием. Им предстояло участвовать в Нормандской десантной операции.

 

Когда Эйзенхауэр уже покидал взлетно-посадочную полосу, по которой должны были подняться в воздух «С-47» элитной дивизии, его взгляд задержался на солдате небольшого роста, буквально навьюченном разного рода снаряжением. Десантник лихо отдал честь верховному главнокомандующему и, повернувшись лицом на восток, воскликнул: «Берегись Гитлер! Мы идем!»…

 

К началу Нормандской десантной операции, а именно к 6 июня 1944 года, в 21-ю армейскую группу под командованием генерала Монтгомери

входили: 1-я американская, 2-я английская, 1-я канадская армии, различные соединения и части, 12 отдельных бригад, а также 10 отрядов войск специального назначения (английских «командос» и американских «рейнджерс»). На них возлагалась основная задача по форсированию Ла-Манша, высадке в Нормандии и созданию плацдарма на французском берегу. Всего численность армии вторжения достигала 1 600 тыс. человек при 6 тыс. танков и САУ, 15 тыс. орудий и минометов. Было подготовлено 11 тыс. боевых и 2,3 тыс. транспортных судов, 2,6 тыс. планеров, свыше 1 200 кораблей и катеров, более 4 100 десантных судов и высадочных средств, 700 вспомогательных и 860 торговых судов.

 

На территории Франции союзникам противостояло 58 немецких дивизий, а непосредственно для противодействия силам вторжения выделялось 49 дивизий численностью свыше 1,5 млн.человек, 2 тыс. танков и штурмовых орудий, 6,7 тыс. орудий и минометов и всего 160 боевых самолетов.

 

Побережье северной Франции обороняла группа армий «Б» генерал-фельдмаршала Э. Роммеля (7-я и 15-я армии, отдельный корпус, всего 38 дивизий). Основные силы этой группировки были сосредоточены на побережье пролива Па-де-Кале, где, как казалось Гитлеру и его генералам, с наибольшей вероятностью следовало ожидать высадки союзного десанта. На обширном же участке морского залива Сены, который англо-американское командование реально наметило для вторжения на континент, к обороне готовилось всего… 3 дивизии. В портах Бискайского залива, в проливах Па-де-Кале и Ла-Манш находилось около 130 боевых кораблей, около 300 тральщиков, 34 торпедных катера и 42 артиллерийские баржи. Для отражения англо-американского десанта предназначалось также 49 немецких подводных лодок, которые базировались в портах на побережье Бискайского залива.

 

В ночь на 6 июня союзники под прикрытием массированных ударов своих военно-воздушных сил, которые буквально господствовали в воздухе, высадили севернее Карантана 2 американские, а северо-восточнее Кана — 1 английскую воздушно-десантные дивизии. Переход транспортных судов через Ла-Манш происходил в штормовую погоду и оказался для немцев совершенно неожиданным. Соединения немецкой танковой группы «Запад» дислоцировались вдали от побережья и в условиях непрерывных массированных атак англо-американских ВВС по коммуникациям не приняли участия в отражении нападения с моря.

 

В целом союзники умело использовали все преимущества внезапного вторжения на континент. По данным, приведенным американским историком С.Е. Амброзом, в течение первого дня Нормандской десантной операции через Ла-Манш удалось перебросить 175 тыс. человек в полном боевом снаряжении, а также 50 тыс. единиц техники, начиная от мотоциклов и заканчивая бронированными бульдозерами. Эта беспрецедентная высадка была осуществлена с привлечением свыше 5 300 кораблей, разного рода транспортных средств и 11 тыс. самолетов.

 

Месяц спустя, 5 июля, в Нормандии уже находилось около 1 млн. человек союзных войск. К 25 июля –– времени завершения Нормандской десантной операции –– союзники смогли создать стратегический плацдарм, выйдя на рубеж южнее Кана, Комона, Сен-Ло. Эта операция явилась самой крупной морской десантной операцией второй мировой войны. Несмотря на то что в целом она завершилась успешно, союзники не избежали людских потерь. Количество жертв составило 122 тыс. человек, из них — 73 тыс. американцев и 49 тыс. англичан и канадцев. Германские войска потеряли 113 тыс. человек.

 

Нормандская десантная операция положила начало широкомасштабному наступлению союзников в Западной Европе. Одновременно с ней Красная Армия согласно достигнутой в Тегеране Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем договоренности активизировала боевые действия на Восточном фронте. В конце июня 1944 года началась грандиозная операция по освобождению Белоруссии («Багратион»).

 

И несмотря на то что открытие второго фронта в Европе союзными державами было очевидно и вполне осознанно затянуто, операция эта явилась достаточно весомым вкладом в общее дело борьбы против нацистской Германии.

 

Учесть все

 

Самая крупная в ходе второй мировой войны Нормандская десантная операция явилась также необычайно грандиозным мероприятием и в инженерно-техническом, и в организационно-хозяйственном отношениях. Благо, 2-летняя подготовка позволила продумать и спланировать ее на самом высоком уровне. Даже сегодня трудно себе представить, сколько сил и воли нужно было приложить командованию союзных соединений, чтобы грамотно и бесперебойно координировать развертывание всех запланированных действий, особенно с учетом того количества живой силы и техники, которые требовали не только военного обеспечения.

 

К началу Нормандской десантной операции союзные силы на Британских островах насчитывали почти 2 млн. человек, снабженных около 500 тыс. единиц техники. Им были приданы различные службы, насчитывавшие 54 тыс. человек, включая 4,5 тысячи поваров.

 

В ночь на 6 июня 1944 года одновременно с переходом морского десанта союзная авиация начала наносить удары по батареям, отдельным узлам сопротивления, штабам и скоплениям войск и тылам противника. Только на 10 основных немецких батарей 1 136 английских бомбардировщиков сбросили 5 267 т бомб. С рассветом 1 083 американских бомбардировщика в течение получаса обрушили на объекты береговой обороны в заливе Сены 1 763 т бомб.

 

Накануне высадки началась выброска воздушно-десантных войск. В ней участвовало 1 662 самолета и 512 планеров американской авиации, 733 самолета и 335 планеров английских ВВС.

 

В течение 6—7 часов с начала высадки на берег сошло свыше 133 тыс. человек. Только в восточной (английской) зоне в первый день Нормандской десантной операции было выгружено 6 тыс. боевых средств — 900 танков и бронемашин, 600 орудий, а также 4,3 тыс. т снарядов и боеприпасов.

 

К 17 июня союзники высадили на французском побережье 19 дивизий (в том числе 3 бронетанковые) численностью 500 тыс. человек. 5 июля, почти месяц спустя после начала десантной операции, в Нормандии уже находилось около 1 млн. человек союзных войск. Для них было доставлено около 150 тыс. транспортных машин и свыше 570 тыс. т грузов.

 

Владимир Невежин, доктор исторических наук

 

Техсюрпризы для дня «Д»

 

Проблемы, связанные с подготовкой и проведением крупнейшей десантной операции, потребовали множества новых технических решений. Вот лишь несколько примеров.

 

Для ослепления германских РЛС и создания впечатления о массированных налетах в районе Па-де-Кале авиация союзников в больших количествах сбрасывала ленты фольги. Выделенные самолеты ставили активные радиопомехи. 18 кораблей несли аэростаты заграждения, игравшие в данном случае роль ложных целей –– на индикаторах РЛС они давали сигналы, аналогичные сигналам крупных транспортных кораблей.

 

Поскольку согласно расчетам огня обычной корабельной артиллерии для поддержки высадки десанта не хватало, в ход шли реактивные системы залпового огня.

 

Ракетный корабль поддержки LCT ® водоизмещением 560 т нес 1 080 легких или 936 тяжелых реактивных снарядов. Участники событий утверждали, что при всем — более моральном, чем боевом, — действии этих кораблей залп одного из них с ближней дальности «заменял» залпы 80 легких крейсеров и 200 эсминцев.

 

Серьезную ставку делали на плавающие танки типа DD (Duplex Drive — «двойного управления»), призванные стать главным средством огневой поддержки для очищающей побережье пехоты. Система, работы над которой были начаты еще в 1941 году, включала в себя навесные гребные винты, приводимые в движение вращением двигателя, плавучесть машине обеспечивал складной брезентовый экран, крепившийся по периметру корпуса, который разворачивался накачкой воздуха в резиновые трубки и фиксировался распорками, обеспечивая достаточное водоизмещение и придавая машине внешнее подобие понтона. Сам корпус машины оказывался при этом ниже поверхности воды. После выхода на сушу гребные винты поворачивались вверх, чтобы не цеплять грунт. К маю 1944 года танки «шерман» DD имели и британские, и американские танковые части. В день «Д» их спустили на воду на участках «Суорд», «Юта», «Омаха». На участке «Омаха» 32 танка спустили с самоходных десантных барж слишком далеко от берега, и до уреза воды добрались только 5. Брезентовые кожухи срывались волнами, их пробивало пулями, качка опрокидывала танки. А вот на британском участке «Суорд» из 40 «шерманов» DD на берег вышли 34. «Вряд ли штурмовые войска могли просто закрепиться на берегу без помощи этого оружия», –– писал о плавающих танках Эйзенхауэр.

 

Танки, не «умевшие» плавать и высаживавшиеся с катеров непосредственно у уреза воды, были оборудованы для движения по глубоким бродам –– их герметизировали, снабжали перископами, а на воздухозаборники крепили высокие короба, предотвращавшие залив двигателя водой. Такие танки часто оказывали помощь еще не высадившимся пехотинцам — те, у кого уже не хватало сил выйти на берег, забирались на них прямо в воде.

 

Большую работу во время высадки проделали не только боевые, но и инженерные бронемашины. Так, инженерный танк «черчилль» AVRE британского Королевского Инженерного Корпуса вместо пушки нес надкалиберный 29-см миномет «Петард» для метания тяжелых фугасных снарядов по укреплениям и заграждениям. Кроме того, на AVRE крепили устройство «Бобин», сматывающее с особого барабана широкий брезентовый дорожный мат –– для усиления вязкого прибрежного грунта, а также для укрытия малозаметных препятствий, мешающих проходить боевым танкам, колесным машинам и пехоте.

 

Среди инженерных устройств, нашедших себе применение в день «Д», была и оригинальная самоходная «переправа»: колейный мост с двумя аппарелями крепился прямо на корпусе «черчилля», так что другие танки и автомобили могли проходить рвы или подниматься на стенки и дамбы буквально по «голове» танка-моста.

 

Эффективным средством проделывания проходов в минных полях на пляжах оказались цепные минные тралы типа «Крэб»: на вращающемся барабане крепились цепи с грузиками, которые с большим усилием били по грунту, подрывая мины по всей ширине устройства. Такие тральщики на основе танков «шерман» и «черчилль» прозвали еще «молотилками», поскольку они несли еще и ножи — для проделывания проходов в проволочных заграждениях.

 

Уничтожением препятствий (решеток, ежей, барьеров) и проделыванием проходов в минных полях занимались также группы специально обученных подрывников, экипированные водонепроницаемыми костюмами, подрывными зарядами Хагенсена (весом около 20 кг), катушками с детонирующим шнуром и водонепроницаемыми капсюлями-детонаторами. Несмотря на постоянные разрывы шнура и большие потери среди подрывников, они достаточно эффективно обеспечивали войскам проходы.

 

Были в арсенале союзников и танки — носители подрывных зарядов для разрушения заграждений и препятствий. Сносили заграждения и бронированными бульдозерами. Правда, и они не везде действовали удачно: на участке «Омаха» из 16 бульдозеров на пляж вышли 6, три из них скоро подбили. Остатки германских береговых заграждений пригодились потом: из них делали навесные ножи-гребенки, с помощью которых танки союзников пробивались через сплошные живые изгороди Нормандии.

 

Для приема войск и грузов было сооружено 5 искусственных причалов «Гузберри» и две искусственные гавани «Малбери». Причалы представляли собой затопленные вплотную суда (для 5 причалов их потребовалось 60), которые создавали полосу спокойной воды, позволяя разгружать небольшие корабли и десантные суда. Гавани же были настоящими портами, секции которых (железобетонные кессоны) изготовлялись в Британии и буксировались через пролив.

 

Что-то из планируемых разработок просто не успело к сроку. К примеру, британский «средний корабль огневой поддержки десанта» LCG(M) с двумя 88-миллиметровыми, двумя 76-миллиметровыми армейскими пушками и двумя 20-мм зенитными автоматами. Подойдя к берегу, такой корабль должен был, затопив часть отсеков, лечь на грунт и превратиться в защищенную стационарную батарею. Не успели к сроку подготовить и подводный трубопровод по дну Ла-Манша, прозванный «ПЛУТО», так что снабжать обильно высаженную технику горючим приходилось поначалу судами.