Народная война (1812)

[Чебур]

Одноименная глава монографии доктора исторических наук, действительного члена Международной академии Высшей школы и Академии военных наук, профессора Н.А. Троицкого «1812. Великий год России». М., 2007. Публикуется с сокращениями.

 

Вся война 1812 г. со стороны России была народной, ибо она решала судьбу русского народа. Потому и армия сражалась тогда с небывалым подъемом – «так, как сражаются лишь только в народной войне»(1). Но понятие «народная война» включает в себя главным образом непосредственное участие самого народа, что в 1812 г. с наибольшей силой проявилось после оставления Москвы.

Российская историография давно уже опровергла тезис дворянских историков о том, что вождем народной войны против Наполеона был господствующий класс России, которым героически руководил «всемогущий» и «лучезарный» самодержец Александр I(2). На деле дворянство и сам Царь не столько возглавляли народную войну, сколько боялись и тормозили ее, выказав не меньше испуга, чем героизма.

 

 

Правда, Александр I в манифесте от 18 июля призвал Россию дать всенародный отпор врагу: «Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина!». Манифест льстил дворянству как всегдашнему «спасителю отечества» и обязывал его созвать народное ополчение, но инициатива народа при этом заведомо ограничивалась. Крестьяне и дворовые могли вступать в ополчение только от лица своего помещика, как его пожертвование; добровольчество крепостных без санкции хозяев считалось «незаконным» и приравнивалось к побегу(3).

Твердость Государя импонировала большинству дворянства и вдохновляла его. Дворянство как класс было настроено в 1812 г., конечно, патриотически, но его патриотизм увязал в корысти. Для подавляющего большинства дворян «слово «Россия» и слова «крепостное право» сливались воедино»(4). Они стояли тогда именно за крепостную Россию, за право самим держать в рабстве собственный народ, не делясь этим правом и тем более не уступая его кому бы то ни было, и Наполеону в особенности.

Дело в том, что для феодалов всей Европы, переживших тот идейный циклон, который распространялся повсюду из Франции после 1789 г., Наполеон был самым ненавистными страшным врагом. Осыпая его всевозможными ругательствами («антихрист» и «Змей Горыныч», «всемирный бич» и «пугалище света»), русские феодалы больше всего проклинали в нем «воплощение, олицетворение и оцарстворение революционного начала». «Революция – пожар, французы – головешки, а Бонапарте – кочерга», – умозаключал гр. Ф.В. Ростопчин.

В общем на словах дворяне были пламенными патриотами, на деле же слишком многие из них заботились не о России, а «о своей особе и о своем ларце», чванились, вздорили. «Всякий ищет власть свою поставить выше власти другова, себя очистить, а другова уронить, – писал об этом начальник Новгородского ополчения Н.С. Свечин, – и такое искусство почитается служением усердным к отечеству». Дворянскую спесь афишировал негодующий вопль императрицы Марии Федоровны по поводу того, как «благородных девиц» вывозили из Москвы: «Дочерей лучшего дворянства – на телегах!»(5)

Большей частью корыстны были и пожертвования дворян «на нужды отечества». Вел. кн. Константин Павлович за 126 лошадей, «пожертвованных» в армию, взял из казны 28 350 руб., а лошади почти все оказались негодными: 45 из них пришлось застрелить немедленно, «чтобы не заразить других»(6). Московские дворяне сгоряча обещали Царю пожертвовать 3 млн руб.(7), но потом выяснилось, что 500 тыс. из них собрать «в скорости не можно»(8); «часть денег вносилась силком еще в 1814 г.»(9). Иные из таких «патриотов» острили: «У меня всего на все 30.000 долгу: приношу их в жертву на алтарь отечества»(10).

К ополчению дворяне тоже отнеслись расчетливо. «В ряде губерний почти половина дворян не явилась к своим полкам»(11). Недаром А.С. Грибоедов в плане драмы «1812 год» записал: «Всеобщее ополчение без дворян. (Трусость служителей правительства...)»(12). Может быть, он имел в виду и тот факт, что дворяне и чиновники Петербурга жили тогда в готовности к бегству за кордон: «Кто мог, держал хотя бы пару лошадей, а прочие имели наготове крытые лодки, которыми запружены были все каналы»(13). Разумеется, были и среди дворян всех рангов бескорыстные патриоты и герои, понимавшие, что «война теперь не обыкновенная, а национальная» (П.И. Багратион – А.А. Аракчееву 19 августа 1812г(14). В войне участвовали 115 будущих декабристов – практически все, кто был тогда способен носить оружие(15) (16-летний Никита Муравьев и тот бежал из родительского дома на войну). Они храбро сражались во всех родах регулярных войск, а некоторые (С.Г. Волконский, М.Ф. Орлов, М.А. Фонвизин, А.Ф. Астафьев) – и в партизанских отрядах. Будущие дворянские революционеры защищали Россию вместе со своими будущими палачами (А.Х. Бенкендорфом и А.И. Чернышевым, М.С. Воронцовым и К.Ф. Толем, И.И. Дибичем и И.Ф. Паскевичем), но уже тогда вольнолюбивые идеи, увлекавшие декабристов с юных лет, «придавали особый отпечаток и новую силу традиционному чувству патриотизма». В 1812 г. передовые офицеры мечтали о России, свободной не только от внешнего, но и от внутреннего ига, полагая, что «разумный человек... не может считать разумной власть, подчиняющую его Государю, такому же человеку, как он сам»(16).

 

 

Итак, дворяне были разные и вели себя по-разному. Но очень многие из них заслужили оценку С.Г. Волконского, который в октябре 1812 г. на вопрос Царя о том, как проявляет себя дворянство, заявил: «Стыжусь, что принадлежу к нему, – было много слов, а на деле ничего»(17).

Купечество тратило тогда слов меньше, а денег на оборону больше, чем дворянство. Только московские купцы пожертвовали 10 млн руб(18). Но купеческая корысть была не меньше дворянской, ибо купцы поднялись против Наполеона «частью, чтобы избежать разорения, а частью, чтобы обогатиться»(19). Жертвуя миллионы, они их вскоре же возвращали, ходко и втридорога сбывая свои товары. Ведь русские патриоты считали тогда долгом чести «покупать только русские товары и только в русских лавках», а французским товарам и лавкам объявляли «патриотический бойкот»(20). Многие купеческие фирмы (например, знаменитого Ч. Бэрда в Петербурге) так разбогатели на поставках армии, что и «жить пошли после француза»(21).

Третье из привилегированных сословий – духовенство – помогало народной войне главным образом «божьим словом», патриотическими молитвами во славу русского оружия и за погибель «антихриста» Наполеона, которого Святейший Синод трижды (в 1806, 1812 и 1815 гг.) предавал анафеме. Не чуждалась церковь и материальных даяний: только в Петербурге к 16 августа 1812 г. она пожертвовала 750 тыс. руб. «на составление ополчения»(22). Некоторые ее служители участвовали даже в партизанском движении. Но среди духовенства больше, чем в любом другом сословии, оказалось предателей, сознательно – из личной и сословной корысти – переметнувшихся на сторону врага. Святейший Синод констатировал, что «две трети духовенства по могилевской епархии учинили присягу на верность врагу отечества(23). Архиепископ Витебский и Могилевский Варлаам повелел тогда всей епархии величать «впредь... в благодарственных ко всевышнему молебствиях вместо императора Александра французского императора и италийского короля великого Наполеона»(24). Могилевская епархия не была исключением. В Смоленске духовные отцы города встречали Наполеона с крестом в знак покорности, в Минске епископ служил торжественную обедню в честь завоевателя, а в Подолии и на Волыни священнослужители раздавали своим прихожанам листки с текстом «Отче наш», где «вместо имени бога было вставлено имя императора французов»(25). Такое отступничество тысяч пастырей от «веры, царя и отечества» рождало, по отзывам современников, «недоверчивость к законному правительству и к армии российской, заставляло слабых людей думать, что Россия пропала»(26). Тем самым церковь в Отечественной войне 1812 г. заметно скомпрометировала себя перед Россией. Хвалебные же труды дореволюционных и постсоветских историков о заслугах ее перед отечеством в 1812 г. необъективны.

На фоне суесловного и корыстного патриотизма привилегированных сословий выделялся своим бескорыстием и действенностью патриотизм народных масс. «Низам» чужды были местнические интриги и распри, подсчеты возможных убытков и прибылей, что так занимало «верхи». Крестьяне (составлявшие тогда почти 8/10 всего населения страны, дворовые, работные люди поднимались против захватчиков, движимые отнюдь не сословными, а исключительно национальными интересами. «Умирая на поле битвы «за белого царя и пресвятую богородицу», как он говорил, – читаем о русском мужике 1812 г. у А.И. Герцена, – он умирал на самом деле за неприкосновенность русской территории». Патриотизм русских крестьян был тогда тем самоотверженнее, что они жили в своем отечестве под крепостным ярмом. Но для них, в отличие от дворянства или духовенства, Россия и крепостное право не были синонимами. Они шли в бой «на басурмана» не за крепостное право, а за Россию, которую хотели избавить и от внешнего, и от внутреннего ярма. После победы над национальным врагом они надеялись получить социальное освобождение из рук «царя божьей милостью» как «награду за их патриотизм», но пока, следуя мудрому правилу: «На Бога надейся, а сам не плошай!», продолжали и в 1812 г. наряду с борьбой против «басурмана» борьбу со своими помещиками.

Дворянские историки лгали, превознося «единение сословий вокруг престола» в 1812 г. Даже внутри самого дворянства и духовенства не было, как мы видели, должного единения. Что же касается крестьян, то их классовая борьба с феодалами именно в тот год обрела размах, небывалый ни раньше, ни позже за всю первую четверть XIX в.

 

 

Собственно, дворяне именно потому плохо вооружали тогда народ для борьбы с нашествием, что боялись, как бы он не обратил оружие против них. Ф.В. Ростопчин осторожничал: «Мы еще не знаем, как повернется русский народ», а сенаторы пугали Царя: «Крестьяне выжидают только первого знака к бунту». Оказалось – пугали не зря. Антикрепостнические бунты крестьян охватили в 1812 г. 32 губернии(27). Если за 1801 – 1811 гг. произошло 204 таких выступления, т. е. в среднем по 19 в год(28), то в 1812 г. – 67, причем как минимум в 20 случаях они были подавлены лишь с помощью войск(29). Такого числа активных выступлений крестьян не было в первой четверти XIX в.; годы наивысшего подъема крестьянского движения той эпохи – 1818 и 1822 – дали соответственно лишь 40 и 46 волнений(30).

Это объясняется рядом причин. Обычные для крепостной России бедствия трудящихся (крестьян продавали, как скот, а обращались с ними хуже, чем со скотом: секли насмерть, держали в рогатках и на цепи, физически и морально калечили их) усугубила война с ее разорением и ростом налогов более чем в 2 раза. Феодальный гнет становился невыносимым, а ряд обстоятельств, связанных с войной, стимулировал антикрепостническую активность крестьян. Ведь крестьяне массами собирались тогда по стране и организовывались в ополчения, партизанские отряды, дружины самообороны и т. д., вооружались, приобретали военные навыки. Патриотическая, хотя и казенная, пропаганда тоже возбуждала их (неожиданно для властей) против помещиков, ибо «часто употреблявшиеся слова «свобода», «освобождение» и т.п. порождали... иллюзию о ликвидации крепостной зависимости».

Важной особенностью классовой борьбы в России 1812 г. были восстания ополченцев, т.е. вооруженного народа, который, как этого и боялись дворяне, поворачивал оружие против внутреннего врага. Бунтовали осенью 1812 г. московские и саратовские ополченцы(31), но самым грозным был вооруженный бунт трех полков Пензенского ополчения 21 декабря одновременно в трех городах: Инсаре, Саранске и Чембаре. Больше 7 тыс. ратников, возмущенных крепостническими порядками в ополчении, захватили Инсар, посадили в городскую тюрьму своих офицеров и уже строили для них возле тюрьмы три виселицы(32). Простой люд Инсара поддержал ратников. «Это не Пугачево: тогда вас не всех перевешали, а нынче уже не вывернетесь!» – заверяли повстанцы «дворян-супостатов»(33). Против восставших были двинуты регулярные войска с артиллерией. Десятки ополченцев погибли в бою, а прочих ждала расправа, более страшная, чем смерть на поле боя: только в Инсаре 38 из них были засечены кнутами; в Саранске 8 человек после кнутобойства с вырезанием ноздрей отправлены в Нерчинск на каторгу, 28 – биты шпицрутенами и 91 – палками.

В целом… «впервые после крестьянской войны 1773 – 1775 гг. страх помещиков перед всеобщим крестьянским восстанием стал государственной проблемой», едва ли меньшей, чем отпор внешнему врагу. Показательно, что российские помещики в 1812 г. во многих случаях искали спасения от собственных крестьян у французов. Например, в д. Смолевичи и ряде деревень Борисовского повета Минской губ., на Витебщине и Смоленщине русских крестьян усмиряли, по просьбе их помещиков, французские каратели(34). Выходило, что в разных местах страны одновременно подавляли крестьянское движение войска Александра I и Наполеона.

С другой стороны, солдатская масса «Великой армии» разносила по России антикрепостнические настроения. Сохранились документы о совместных выступлениях русских крестьян и французских солдат против русских помещиков. В Полоцком уезде Витебской губ., в Ельнинском, Сычевском, Поречском и Юхновском уездах Смоленщины, в ряде подмосковных селений с июля по сентябрь местные крестьяне громили барские усадьбы с помощью французов(35) или делали это сами, избивали своих хозяев и везли их связанными на суд и расправу к французам, как было в Поречском и Велижском уездах Смоленской губ(36).

Недаром российские феодалы проклинали тогда французских солдат как «сущую заразу» революции, а самого Наполеона ругали «французским Пугачевым» или «братом Емельки Пугачева»(37), не напрасно били тревогу о том, что «нашествие Наполеона взволнует крепостное население России»(38). Историки давно задумываются над тем, почему Наполеон не отменил крепостное право в России и что было бы, если бы он дал свободу крестьянам, как уже сделал это в 1807 г. в Польше, а ранее в целом ряде стран Западной Европы. Перед нашествием на Россию Наполеон получал от своих агентов заверения, что может рассчитывать на крестьян, «которые будут очень расположены встать на сторону победоносной французской армии», ибо «только и мечтают о свободе»(39). Наполеон хорошо знал, что всего лишь за 36 лет до его нашествия Россия была потрясена грандиозной крестьянской войной, о которой «ему могли рассказать, по личным воспоминаниям, даже и не очень старые люди»(40). Ради сохранения возможности договориться с Императором Александром император Наполеон после некоторых колебаний отказался от того, на что, не колеблясь, пошел бы генерал Бонапарт.

 

 

Дело, конечно, не только в том, что бывший генерал революции стал монархом, названным братом таких китов феодальной реакции, как Александр I, Франц I, Фридрих-Вильгельм III, зятем второго из них и даже родственником Людовика XVI(41). Польских крестьян освобождал в 1807 г. тоже монарх, а не генерал. Но в России он не ожидал, что «рабы»(42), лишенные у себя на родине всяких прав, поднимутся против него на Отечественную войну. Просчет Наполеона состоял в том, что он, верно определив как «рабскую» степень юридической и материальной придавленности русских крестьян, преувеличил их духовную, нравственную отсталость, посчитав, что они столь же темны, сколь и бесправны. Это заблуждение Наполеона неудивительно. Так судили на Западе о русских крестьянах и несравненно более передовые умы, например, великий социалист-утопист А. Сен-Симон, полагавший, что «в России крестьяне так же невежественны, как и их лошади»(43).

Крестьянство России в массе своей не ожидало от «басурмана» ничего хорошего. Были, конечно, тогда среди крестьян и такие, кто еще перед войной и в начале ее ждал и верил: «Придет Бонапарт, нам волю даст». Но иллюзии немногих быстро рассеялись. По мере того как Бонапарт шел вперед, к Москве, вся Россия убеждалась, что он идет «не разбивать старые цепи, а, напротив, надеть на русский народ сверх старых еще и новые»(44).

На защиту отечества народ поднимался в 1812 г., как свидетельствовали очевидцы, «не по распоряжению начальства», а «сам собою»(45) с первых же дней войны, хотя не везде сразу. Требовалось время для того, чтобы весь народ пришел в движение, тем более что средства связи тогда отставали от жизни: так, в Пензе о войне узнали через три недели после ее начала, а в Иркутске – когда Наполеон уже подходил к Москве(46). После оставления Москвы народ стал вооружаться уже повсеместно. «Ну, слава Богу, вся Россия в поход пошла», – сказал за Москвой И.Д. Якушкину старый солдат, точно определив смысл перелома в ходе войны. Даже в рекруты крестьяне, как правило, шли теперь, не в пример прошлому, мало сказать, что охотно – с воодушевлением. «Мы живем против рекрутского присутствия, – писала из Тамбова М.А. Волкова, – каждое утро нас будят тысячи крестьян: они плачут, пока им не забреют лба, а сделавшись рекрутами, начинают петь и плясать»(47).

Поднимала народ на борьбу с нашествием прежде всего любовь к Родине, к земле своих предков – и к национальным святыням, как Москва, «мать городов русских», и к домашнему очагу. В.И. Ленин однажды, читая К. Клаузевица, заметил: «Национальная ненависть – во всякой войне»(48). В войнах против Наполеона это сказалось особо, поскольку «Наполеон попирал ногами у всех народов» их национальное чувство(49). В 1812. г. русский народ ожесточался, видя, как враг разоряет родную землю, душегубствует, оскверняет храмы, превращая их в конюшни, и т. д. Сдача Москвы только усилила «остервенение народа».

Авторы обобщающих трудов о 1812 г. обычно сводят участие народных масс в войне к партизанскому движению и ополчениям, тогда как «это были главные, но далеко не единственные формы борьбы народов России с наполеоновским нашествием». Еще ждет специального исследования труд крестьян и работных людей в тылу, особенно на военных заводах, – труд принудительный, почти каторжный, но в 1812 г. тем не менее патриотически одушевленный, что позволило форсировать темпы военного производства. Тульский оружейный завод, обычно производивший 8 тыс. ружей в месяц, давал в августе и сентябре 1812 г. по 10 – 12 тыс., а Киевский арсенал дал в 1812 г. продукции в 2 раза больше, чем в 1811 г(50). В труде на благо отечества блеснули природной смекалкой и сноровкой русские мастеровые. Один из них – Зотин с Нижне-Исетского завода на Урале – летом 1812 г. изобрел железную пушку, которая разбиралась по частям так, что бомбардиры могли переносить ее на руках, «не требуя лошадей»(51). Но царские власти не дали ходу этому (как, вероятно, и многим другим) народному изобретению.

Крестьяне, мастеровые, дворовые не только вооружали армию, но и кормили ее, одевали, обували, перевезли для нее на своих подводах миллионы пудов военных грузов. Только в Орловской губ. крестьяне отрядили для армейских перевозок 55 тыс. подвод(52). В то же время трудовой люд России от самой границы, как мы видели, противодействовал снабжению врага, сжигая населенные пункты, уничтожая (если не успевал вывезти) хлеб и фураж, угоняя скот, расправляясь при случае с вражескими квартирьерами и фуражирами.

 

 

Важным, но поныне малоисследованным компонентом народной войны 1812 г. были разнообразные формы самозащиты населения оккупированных и прифронтовых губерний – кордоны, дружины, «охранные войска» в несколько десятков или сот человек, которые ограждали свои села, волости и уезды от мелких отрядов врага(53). Много вреда причинили французам разведчики и проводники из крестьян. В 1812 г. русские крестьяне не один раз повторили подвиг Ивана Сусанина 200-летней давности: не только по принуждению, но и добровольно становились проводниками и, обрекая себя на верную смерть, вели отряды или обозы чужеземцев в непроходимые леса и топи либо в засаду к партизанам(54). Проводник же из крестьян д. Новоселки Смоленской губ. Семен Силаев, которого 3 тыс. французов заставляли вести их на г. Белый, спас город, упершись на том, что дорога к нему непроходима, а сам Белый обороняют русские войска. Он твердил это даже под дулами ружей врагов, готовых расстрелять его (хотя знал, что к городу легко пройти и русских войск там нет). В конце концов французы поверили ему и ушли в другую сторону(55).

До сих пор не подсчитана, к сожалению, доля народного вклада в общей массе денежных пожертвований 1812 г. «на алтарь отечества». Бессспам одно: гроши миллионов крестьян складывались в суммы, не уступавшие миллионнорублевым (совокупно) вкладам дворянства, купечества и духовенства. В целом же население страны пожертвовало 100 млн руб., т.е. сумму, равную всем военным расходам империи на 1812 г. по государственному бюджету(56).

Если денежный вклад народных масс в борьбу с наполеоновским нашествием подсчитать трудно, то людской (путем записи в ополчение) уже давно подсчитан. Народ не просто откликнулся на царский манифест 18 июля о созыве ополчения, но даже опередил царя: на Смоленщине крестьяне пошли в ополчение еще до манифеста(57). Более того, хотя Царь повелел созывать ополчение только в 16 губерниях (еще не объятых войной, но достаточно близких к театру войны), простой люд рвался к оружию буквально повсюду, вплоть до Сибири. Крестьяне Камышловского уезда на Урале «заявили губернскому начальству, что они готовы ополчиться поголовно»(58). Из далекого Тобольска губернатор доносил в Петербург: «Здешних волостей все вообще способные носить оружие... готовы вступить в ополчение»(59). Башкиры сформировали 20 конно-казачьих полков(60). Во «внеополчающихся» губерниях пришли в ополчение 100 тыс. ратников(61). Общая же численность народного ополчения составила, по данным В.И. Бабкина, 420.297 человек. Самым многолюдным оказалось Московское ополчение (34 867 человек), за ним шли Петербургское (16 426), Рязанское (15 918) и т.д. Поволжские губернии дали 71 тыс. ополченцев, украинские – 74 255.

С началом контрнаступления вся ополченская армия вместе с регулярными войсками приняла участие в боях. «Сии добрые люди, – писал тогда об ополченцах русский генерал А.Ф. Ланжерон, – дерутся, как черти»(62). Один из лучших маршалов Наполеона, Ж.-Б. Бессьер, уважительно отзывался о героизме русских ополченцев, «едва вооруженных и обмундированных», в битве под Малоярославцем(63). Другой наполеоновский маршал, Л.Т. Сен-Сир, отмечал, что в корпусе П.Х. Витгенштейна, который 19 октября штурмовал Полоцк, «с наибольшим ожесточением» сражались «бородатые люди», как называли французы ратников ополчения(64). Денис Давыдов считал, что Витгенштейн «обязан был взятием Полоцка ополчению».

Еще более активной, чем даже ополчение, самой действенной формой народной войны 1812 г. было партизанское движение. Оно с наибольшей силой воплотило в себе энергию, инициативу, патриотическое «остервенение» русского народа.

Собственно, в 1812 г. было два партизанских движения – армейское и крестьянское. Развернулись они почти одновременно и развивались параллельно, взаимодействуя друг с другом…

 

 

Партизанских отрядов из крестьян было во много раз больше, чем армейских: только на Смоленщине – до 40 общей численностью около 16 тыс. человек(65). А ведь они действовали по всему театру воины, и иные из них насчитывали тысячи бойцов: отряд Герасима Курина, например, – почти 6 тыс., Ермолая Четвертакова – 4 тыс., Федора Потапова – 3 тыс.(66) По существу, едва ли не все крестьяне, причем обоего пола, способные носить оружие, становились тогда в зоне военных действий партизанами. Семнадцатилетняя крепостная Васена в драме Я.В. Апушкина «Двенадцатый год» говорит: «У нас одни старухи не воюют, а прочих не удержишь – все бойцы». Именно так и было. По рассказам очевидцев, еще в Тарутине крестьянки, «толпами ежедневно» приходившие к солдатам «с гостинцами», говорили: «Только дай нам, батюшко, пики, то и мы пойдем на француза»(67). Говорили так, брали если не пики, то вилы и шли «на француза».

Ф. Энгельс определял партизанскую войну как «неуловимое, то прекращающееся, то снова возникающее, но всегда создающее препятствия неприятелю, восстание народа»(68). Именно такое восстание подняли против французов в России 1812 г. партизанские отряды крестьян. Еще до начала контрнаступления русской армии пожар народной войны разгорелся вокруг захватчиков повсеместно, обрекая их на верную гибель.

Крестьянское партизанское движение 1812 г. должным образом еще не изучено, хотя мы знаем о десятках отрядов, их делах, участниках, судьбах. Командовали такими отрядами чаще всего «представители сельской администрации – старосты, головы или уполномоченные помещиков – бурмистры, управители, приказчики. Они обладали властью, авторитетом и организационными навыками». Но нередко руководили отрядами и даже создавали их простые крестьяне, дворовые и солдаты. Самым крупным из отрядов крестьян был тот, который в начале октября возглавил крепостной с. Павлово Богородского уезда Московской губ. Герасим Матвеевич Курин (1777 – 1850). Сами крестьяне называли его своим «начальником и повелителем». Помогал Курину руководить отрядом волостной голова Егор Семенович Стулов. Этот отряд до середины октября дал французам 7 боев и освободил от них Богородск.

О русских женщинах-партизанках 1812 г. надо говорить особо. Простые крестьянки, они самоотверженно делили со своими мужьями, отцами, братьями тяготы их партизанской жизни, были верными их помощницами, а то и равноправными товарищами по оружию и даже иногда командирами. Имена их, буквально за единичными исключениями, до нас не дошли. Тем более популярно запечатленное во многих документах и во всех исследованиях по истории 1812 г. имя Василисы Кожиной.

Жена старосты хутора Горшков Сычевского уезда Смоленской губ., Василиса, после того как французские мародеры зарубили ее мужа у нее на глазах, сама была выбрана старостихой и возглавила местный партизанский отряд в основном из подростков и женщин, но с участием и «мужиков», вооруженных поначалу вилами, косами, топорами, а потом и французскими карабинами, саблями и пр. Сама Василиса, по рассказу Ф.В. Ростопчина, который видел ее, была «дородной бабой, гордо выступавшей с длинной саблей, повешенной через плечо сверх французской шинели». О подвигах Василисы ходили легенды (например, она будто бы своей косой «сорвала головы» 27 французам)(69), где трудно отделить быль от небыли.

Общий урон, понесенный французами от партизанских отрядов крестьян, едва ли возможно подсчитать, тем более что дело не только в материальных потерях (людей, лошадей, оружия и т.д.). Дело еще и в моральном факторе: партизаны держали захватчиков в постоянном напряжении, в каждодневном и ежечасном ожидании набега, диверсии, засады, лишая их даже в тылу не только покоя, но и хотя бы относительной безопасности. Недаром Наполеон, когда, по выражению Льва Толстого, «он в правильной позе фехтования остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину», дважды – сначала через генерала Ж.-А. Лористона, а затем, уже оставляя Москву, через маршала Л.-А. Бертье – «жаловался» Кутузову на то, что партизаны не считаются с «установленными правилами» войны. Кутузов 20 октября ответил Бертье: «Трудно остановить народ, ожесточенный всем тем, что он видел, народ, который в продолжение двухсот лет не видел войн на своей земле, народ, готовый жертвовать собою для родины и который не делает различий между тем, что принято и что не принято в войнах обыкновенных»(70). По свидетельству А. Коленкура, Наполеон «нашел этот ответ исполненным достоинства»(71).

 

 

Все формирования ополченцев и армейские партизаны как факторы малой войны действовали по указаниям Кутузова или его генералов. Сам фельдмаршал не только создавал партизанские отряды, но и мудро инструктировал их. Получив, например, от И.С. Дорохова известие о том, что его партизаны «окружены неприятелем», Кутузов 25 сентября приказал объявить Дорохову: «...Партизан никогда в сие положение прийти не может, ибо обязанность его есть столько времени на одном месте оставаться, сколько ему нужно для накормления людей и лошадей. Марши должен партизан делать скрытные, по малым дорогам. Пришедши к какому-нибудь селению, никого из оного не выпускать, дабы не можно было дать об нем известия. Днем скрываться в лесах или низменных местах. Словом сказать, партизан должен быть решителен, быстр и неутомим»(72).

Что касается партизанских отрядов крестьян, то ни руководить ими, ни координировать их действия так же регулярно, как это было с войсковыми партизанами, штаб Кутузова не мог. Но Кутузов решительно (и в этом его великая заслуга перед Россией) поощрял народную войну, обязывал армейских партизан и собственный штаб «мужиков ободрять подвигами, которые оказали их товарищи в других местах», а главное, «отобранным от неприятеля оружием вооружать крестьян»(73). Разумеется, трофейного оружия на всех не хватало. Большая часть партизан-крестьян вооружалась своими орудиями труда – топорами, косами, вилами (крестьяне тогда говорили: «На француза и вилы – ружье»(74) – или самодельными приспособлениями, вроде того, под названием «пыряло с зубом», которое демонстрируется ныне в Музее-панораме «Бородинская битва»: «Пырялом» надо было пырнуть врага, а «зубом» стащить его с лошади. Как бы то ни было, забота главного командования русской армии о вооружении той самой «черни», которая нагоняла на феодальных хозяев России страх не меньший, чем на французских захватчиков, скрепляла патриотическое единство народа с армией.

 

 

Русская армия черпала тогда силы в общенародной поддержке, а народ вдохновлялся поддержкой армии. Это и сделало губительной для французского нашествия «дубину народной войны», которая после сдачи Москвы «поднялась со всею своею грозною и величественною силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупою простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие»(75).

 

1.Тарле Е.В. Сочинения в 12 томах. М., 1957-1962. Т. 7. С. 630.

 

2.Ахшарумов Д.И. Описание войны 1812 г. СПб., 1819. С.293; Бутурлин Д.П. История нашествия императора Наполеона на Россию в 1812 г. СПб., 1823-1824. Ч. 2. С. 344; Михайловский-Данилевский А.И. Описание Отечественной войны 1812 г. СПб., 1893. Т. 4. С. 371.

 

3.Бабкин В.И. Народное ополчение в Отечественной войне 1812 г. М., 1962. С.39.

 

4.Тарле Е.В. Соч. Т. 7. С. 593.

 

5. Хроника недавней старины. СПб., 1876. С.148.

 

6.Тарле Е.В. Соч. Т. 7. С. 640.

 

7. Там же. С. 549.

 

8. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные П.И. Щукиным. Т.1-10. М., 1897-1908. Т. 5. С. 92.

 

9.Верещагин В.В. 1812 год. С.7.

 

10.Пушкин А.С. Собр. соч. Т. 5. С. 133.

 

11.Бескровный Л.Г. Отечественная война 1812 г. М., 1962. С. 457.

 

12.Грибоедов А.С. Сочинения в 2 т. Т.1. М., 1971. С. 367.

 

13. Автобиографическая заметка государственного секретаря В.Р. Марченко // Русская старина. 1896. №3. С.500.

 

14. Отечественная война 1812 г. Материалы Военно-ученого архива Главного штаба. Т.1-22. СПб., 1900-1914. Т. 16. С. 225.

 

15. Федорова Л. Статистические сведения о декабристах – участниках Отечественной войны 1812 г. // Военно-исторический журнал. 1975. №12.

 

16. Дневник Александра Чичерина. 1812-1813. М., 1966. С.36.

 

17.Волконский С.Г. Записки. СПб., 1901. С.193.

 

18.Тарле Е.В. Соч. Т. 7. С. 635.

 

19. Отечественная война и русское общество. Т. 5. С. 116.

 

20. Там же. 117-118.

 

21. Тарле Е.В. Соч. Т. 7. С. 635.

 

22.Дубровин Н.Ф. Отечественная война в письмах современников (1812-1815). СПб., 1882. С. 78–79.

 

23. Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 г. / Под ред. Военского Т.3. СПб., 1912. С.236.

 

24. Там же. С.170.

 

25. Там же. Т.1. С.361; Т.3. С. XV-XVI; Андреев П.Г. Смоленская губерния в Отечественной войне 1812 г. Смоленск, 1959. С. 57-58.

 

26. Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 г. Т.3. С. 11.

 

27.Абалихин Б.С. Особенности классовой борьбы в России в 1812 г. // Из истории классовой борьбы в дореволюционной и Советской России. Волгоград, 1967. С.130.

 

28. Крестьянское движение в России в 1796-1825 гг. Сб. док. М., 1961. С.18.

 

29.Абалихин Б.С. Указ. соч. С.130.

 

30. Крестьянское движение в России в 1796-1825 гг. Сб. док. С.18.

 

31.Ростопчин Ф.В. Письма к Императору Александру Павловичу // Русский архив. 1892. №8. С.546; Киреев М.И. Записки // Русская старина. 1890. №7. С.49.

 

32. См.: Годин В.С. Антикрепостническое восстание ратников Пензенского ополчения в декабре 1812 г. // Краеведческие записки. Пенза, 1963. Вып. I.

 

33.Шишкин И. Бунт ополчения в 1812 г. // Бунт военных поселян в 1831 г. СПб., 1870. С.245.

 

34.Бескровный Л.Г. Отечественная война 1812 г. С. 339; Отечественная война и русское общество. Т. 5. С. 89.

 

35. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные П.И. Щукиным. Т. 10. С. 859; Ливчак Б.Ф. Народное ополчение в вооруженных силах России 1806-1856 гг. // Ученые труды Свердловского юридического института. 1961. Т.4. С.61, 62.

 

36. Отечественная война 1812 г. Материалы Военно-ученого архива Главного штаба. Т. 14. С. 282-283.

 

37. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные П.И. Щукиным. Т. 10. С. 363; 100 лет назад // Русская старина. 1912. №7. С.144; [Тихонов Я.] Поражение французов на Севере. М., 1814. С.115.

 

38. Отечественная война и русское общество. Т. 5. С. 79.

 

39.Тарле Е.В. Соглядатай Наполеона I о русском обществе 1808 г. // Тарле Е.В. Запад и Россия. Пг., 1918. С.163.

 

40.Тарле Е.В. Соч. Т. 7. С. 276.

 

41. Поскольку Мария Луиза Австрийская доводилась племянницей жене Людовика XVI Марии Антуанетте, Наполеон, женившись на Марии Луизе, мог считать себя племянником Людовика XVI.

 

42. «На практике, как вы все знаете, крепостное право, особенно в России, где оно наиболее долго держалось и приняло наиболее грубые формы, оно ничем не отличалось от рабства» (Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т.39. С.70).

 

43.Сен-Симон А. Избранные сочинения. Т.1. М., Л., 1948. С.125.

 

44.Тарле Е.В. Соч. Т. 7. С. 737.

 

45.Якушкин И.Д. Записки. Статьи. Письма. М., 1951. С.7.

 

46.Фадеев А.В. Отечественная война 1812 г. и русское общество // История СССР. 1962. №6. С.20.

 

47. Пожар Москвы. Ч.I. С. 54.

 

48. Ленинский сборник. Т.XII. С.401.

 

49.Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.21. С.421.

 

50. История СССР с древнейших времен. Т.4. С. 136.

 

51. Урал в Отечественной войне 1812 г. Свердловск, 1945. С. 126.

 

52. История СССР с древнейших времен. Т.4. С. 136.

 

53.Бескровный Л.Г. Отечественная война 1812 г. С. 484 – 485, 491 – 492.

 

54.Вершигора П.П. Военное творчество народных масс. М., 1961. С. 374-375.

 

55. Там же. С.374.

 

56.Бабакин В.И. Народное ополчение… С.107.

 

57.Бабакин В.И. Народное ополчение… С.60.

 

58. Урал в Отечественной войне 1812 г. С. 7.

 

59.Стрельский В.И. Сибирь в Отечественной войне 1812 г. Омск, 1942. С.15.

 

60.Усманов А.Н. Башкирский народ в Отечественной войне 1812 г. Уфа, 1964. С.56.

 

61.Бабакин В.И. Народное ополчение… С.81.

 

62. Военно-исторический сборник. 1913. №2. С.203.

 

63. Segur Ph.-P. Histoire de Napoleon et de la Grande Armee en 1812. V. 1-2. P., 1842. V. 2. P. 125 – 126.

 

64.Saint-Syr G. Memoires. V.3. P., 1831. P.170.

 

65.Рябков Г.Т. Крестьянское движение в Смоленской губернии в период разложения крепостничества. Смоленск, 1957. С.25.

 

66. История СССР с древнейших времен… Т.4. С.139.

 

67.Радожицкий И.Т. Походные записки артиллериста с 1812 по 1816 г. Ч. 1. М., 1835. С. 197.

 

68.Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.17. С.203.

 

69. Женщина-богатырь или старостиха Василиса // Анекдоты достопамятной войны россиян с французами. Ч. 1. СПб., 1814. С.64-65.

 

70. Кутузов М.И. Сборник документов. Т.4. Ч.1-2. М., 1954-1955. Ч. 2. С. 39.

 

71.Коленкур А. Мемуары: Поход Наполеона в Россию. М., 1943. С.188.

 

72. Там же. С. 301.

 

73. Там же. Ч. 1. С. 406, 407; Ч. 2. С. 442.

 

74.Даль В.И. Пословицы русского народа. М., 1957. С.347.

 

75.Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 14 т. М., 1951. Т.7. С.126.

 

http://prometej.info/new/history/67-narodnaja-voyna.html

[Гость Kniaz]

хорошая в целом статья, спасибо.

два комментария

«две трети духовенства по могилевской епархии учинили присягу на верность врагу отечества

не впервой, всякая власть же от бога.

Вся война 1812 г. со стороны России была народной, ибо она решала судьбу русского народа

в каком плане судьбу?право на существование?так французы особо и не покушались на него....

а вот повернись война другой стороной, то может и крепостное рабство пало бы на полвека позже...Наполеон то всем покоренным странам устанавливал французские порядки...