документы о зверствах нацистов в ВОВ

[Чебур]

Из показаний Ульяны Манько (33 года):

 

«Меня, беременную, и моих двух детей, Татьяну – 5 лет и Марию – 2 лет, в один из февральских дней 1944 г. с многими другими односельчанами немцы погнали в концлагерь, находившийся близ поселка Дерть. В пути нас не кормили, мои дети плакали от голода, и я хотела в поле собрать несколько картофелин. Увидев, что я собираю мерзлую картошку, немецкий солдат подбежал ко мне и стал ногами бить в поясницу. Я потеряла сознание, и вскоре у меня начались роды. Новорожденный на вторые сутки умер, а меня, больную, истерзанную, погнали дальше в лагерь.

 

В лагере мы жили под открытым небом, спали прямо на снегу. Мои дети страдали от холода и еще больше от голода. Горячей пищи нам не давали, а изредка через проволоку бросали хлеб. Но желающих получить кусок хлеба было слишком много, и мне, больной и немощной, лишь два раза удалось таким образом заполучить небольшие ломтики хлеба. Однажды я хотела собрать веток, чтобы развести костер и обогреть своих детей. Но немец не дал мне этого сделать и избил меня палкой.

 

Так я мучилась со своими детьми в концлагере. Вскоре у моих детей опухли ноги и руки. Они кричали и плакали: «Мама, холодно! Мама, кушать!» Но я ничего не могла сделать для моих девочек. На пятый день в жизни в лагере от голода умерла моя дочь Мария, а на следующий день умерла и Татьяна».

 

Заложники вермахта (Озаричи - лагерь смерти): Документы и материалы. Минск: Национальный архив Республики Беларусь, 1999. С. 73.

 

Из отчёта унтершарфюрера СС Арльта о деятельности 2-го взвода 1-й роты батальона войск СС, 3 августа 1942 г.:

 

"Работа оставшихся в Минске членов группы остается по-прежнему в основном та же. Транспорты с евреями прибывают регулярно в Минск и обрабатываются нами. Так, 18 и 19.06.1942 г. мы снова занимались рытьем рвов на территории поселка. 19.06. на новом кладбище возле имения командира был похоронен скончавшийся от сыпного тифа в лазарете СС шарфюрер СС Шредер. Моя группа была усилена СД и как взвод участвовала в почетном карауле.

26.06. Прибыл ожидаемый транспорт с евреями из рейха.

27.06. Мы выехали почти всей командой на операцию в Барановичи. Результаты, как всегда, оказались отрицательными. В ходе этой акции мы очистили гетто в Слониме. В этот день около 4000 евреев были преданы земле.

30.06. Мы снова возвратились в Минск. В последующие дни занимались приведением в порядок обмундирования, чисткой и пристрелкой оружия.

2.07. Снова копались рвы для приема транспорта с евреями.

10.07. Мы и латышская команда использовались против партизан в лесу возле Койданово. Мы смогли ликвидировать склад боеприпасов. Внезапно из засады мы были обстреляны из пулемета, при этом был убит один латышский товарищ. Во время преследования банды были убиты 4 чел.

12.07. Литовский товарищ был похоронен на новом кладбище.

17.07. Прибыл транспорт с евреями, которые были доставлены в имение.

21, 22 и 23.07. Были вырыты новые рвы.

24.07. Снова прибыл транспорт с 1000 евреев из рейха.

С 25.07. по 27.07. Копались новые рвы.

28.07. Проведена крупная акция в минском русском гетто. 6000 евреев были доставлены ко рву.

29.07. 3000 немецких евреев были доставлены ко рву.

Последующие дни мы занимались чисткой и пристрелкой оружия..."

 

Лагерь смерти Тростенец: Документы и материалы. Минск, 2003. С. 26 - 27.

 

Из протокола допроса свидетеля Чашей Владимира Степановича (г. Могилев, Белорусская ССР):

 

"К декабрю 1943 года, когда немцам стало ясно, что их выгонят из Белоруссии, они приступили к эвакуации населения. На предприятиях, в учреждениях и по радио была организована большая агитационная работа, призывающая население к эвакуации. Однако население хорошо помнило беженцев, эвакуированных зимой 1942/43 г. из Московской, Калининской, Смоленской и других областей. Часть из этих беженцев зимой 1942—1943 г. проследовала в эшелонах через Могилев. Товарные вагоны без печей были закрыты, и беженцам не разрешено было выходить из них. Из многих вагонов в вечернее и ночное время выносили трупы замерзших людей. Для жителей Могилева памятны были также и лагеря с проволочными заграждениями, в которых в районе б[ывшего] авторемзавода некоторое время содержались под охраной беженцы из восточных областей. И поэтому население Могилева, несмотря на агитацию, не двигалось с места и не заполняло вагонов, поданных для эвакуации. Вагоны оставались пустыми, немцы бесились. И в порыве этого бешенства они прибегали к своему излюбленному методу — террору, насилию и принуждению. Они оцепили целые улицы (район Карабановки и прилегающие к ней улицы и переулки, район Мышаковки и Кирпичных улиц и др.), дали жителям на сборы несколько часов, а затем выгоняли к эшелонам тех, кто не хотел уезжать и не складывал вещей — выгоняли без вещей и также гнали к эшелону или на сборный пункт, охраняемый военными патрулями. Тысячи населения были таким образом насильно вывезены из Могилева. Только временное затишье на фронте, наступившее в начале января 1944 года, прекратило это беспримерное по жестокости злодеяние и то прекратило на время, так как через несколько месяцев, перед летним генеральным наступлением Красной Армии в 1944 году это злодеяние повторилось с новой силой, в новых, еще более диких формах. Но этих злодеяний мне уже не суждено было видеть, так как в декабре 1943 г. я был арестован немецкой контрразведкой..."

 

Белорусские остарбайтеры: Документы и материалы. Минск, 1998. Кн. 2. С. 378 - 379.

 

Из показаний военнопленного обер-фельдфебеля Генриха Гупе, помощника командира 3-й роты 299-го саперного батальона, об "эвакуации" населения г. Гомель:

 

"На 14 октября 1943 г. местным комендантом была назначена эвакуация гражданского населения. Кто останется в городе после 17 час. указанного дня, должен быть расстрелян. Следовательно, жители так же, как летом и осенью, должны быть лишены их собственности, а кто не пожелает этого делать добровольно — расстрелять.

Приказ об эвакуации был объявлен утром 14 октября. Жителям был предоставлен очень короткий срок, [чтобы] выбрать из своего имущества то, что они могут захватить с собой.

 

...Примерно в 15.00 час. мы вышли на отведенные участки. Перед этим было еще раз приказано командирам роты — действовать беспощадно. Таким образом, нам было приказано совершать убийства гражданских лиц. Когда мы пришли на свой участок, большая часть жителей, потому что они знали жестокость немецких солдат, была уже на указанном в приказе сборном пункте на Казарменной улице или же находилась по пути туда. Это было печальным зрелищем, когда эти мирные граждане, изгнанные со двора, в корзинах, сумках и платках несли остатки своего добра, больных и стариков везли на ручных тележках. Женщины плакали, ибо кто добровольно покидает свой дом, где они родились и жили, чтобы только испытать самое тяжелое, идя навстречу тяжелому и неизвестному будущему?

 

Около 50—60 лиц, которые еще оставались в домах, под угрозой расстрела были выгнаны из домов и в сопровождении 4 солдат отделения были доставлены на сборный пункт. Три гражданских лица, которые в пути пытались бежать, были расстреляны. Среди них была одна женщина. Один мужчина в возрасте 50—60 лет был убит мною, два других лица — обер-ефрейтором Койхером. С этого начали мы истязание мирных жителей. Они нам ничего не сделали, но приказы местной комендатуры сделали их жертвой произвола.

 

С унтер-офицером Вельтом и остальными 5 человеками отделения я еще раз осмотрел дома. Между тем было уже 17.00 часов. Одиннадцать человек, которые спрятались в домах, подвалах и сараях, были схвачены, в том числе 2 женщины, мальчик и девочка в возрасте от 9 до 13, 2 парня в возрасте 16—17 лет, а остальные — мужчины в возрасте от 30 до 50 лет. Эти мирные граждане, которые не хотели покидать свою родину, не подчинились этой несправедливой эвакуации, были выгнаны из их убежищ и расстреляны.

 

В этом убийстве принимали участие все оставшиеся солдаты — унтер-офицер Вельт, обер-ефрейторы Койхер, Зойбинг, Зальцер, ефрейтор Лютцманн и солдат Гопель. Первым отделением было, таким образом, выгнано из убежищ и затем убито 12 чело¬век, вторым отделением — 21 человек, всего нашим взводом, следовательно, было уничтожено 47 человек гражданского населения, ибо по приказу комендатуры они не должны остаться в живых, если они хотят мирно жить в своем доме. Двумя другими взводами было убито 45—46 гражданских лиц, а всего нашей ротой за короткий срок было уничтожено по меньшей мере 92 чел. мирных граждан города Гомеля, которые ни в какой мере не проявляли враждебности в отношении немецких солдат".

 

Белорусские остарбайтеры: Документы и материалы. Минск, 1998. Кн. 2. С. 258 - 259.

 

Акт об истреблении немецко-фашистскими захватчиками на территории Латвийской ССР 35 000 советских детей:

 

"...Самым мерзким злодеянием по отношению к истребленным ими в концентрационных лагерях детям было выкачивание детской крови. При питании, состоящем из 100 грамм хлеба и 1/2 литра жидкости наподобие супа в день, худые и болезненные дети каннибальским образом использовались как источник крови для нужд немецких госпиталей. Фашисты организовали в лагере Саласпилс фабрику крови.

Перед Комиссией прошли спасенные Красной Армией советские дети, пережившие муки фашистских застенков. Их рассказы проливают свет на жуткие издевательства над беспомощными детьми со стороны представителей немецко-фашистской медицины.

Девочка ЛЕМЕШОНОК Наташа, 10 лет, рассказывает: «Через несколько дней солдаты всех группами выводили из барака и вели через двор в больницу. Там нас выстроили в очередь. Аню я держала на руках. Мы не знали, что с нами будут делать. Потом пришел немецкий доктор, большой и сердитый, и другой немец. Я не видела, что они делают впереди, но какая-то девочка вдруг стала плакать и кричать, а доктор топал ногами. Когда я подошла поближе к нему, то увидела, что он втыкает в руку около локтя девочкам и мальчикам длинную иголку и по трубочке в поставленную стеклянную толстую трубку набирает кровь. От каждого из нас он набирал полную трубку нашей крови. Увидя это, я тоже стала плакать и кричать. Мне было очень страшно, когда подошла моя очередь, доктор вырвал Аню из рук и положил на стол. При этом доктор воткнул мне в руку иглу и, когда набрал полную стеклянную трубку, отпустил меня и стал брать кровь у моей сестрички Ани. Я стала кричать и плакать. Немец посмотрел на нас и что-то сказал. Мы не поняли, а солдат, стоявший рядом, засмеялся и сказал по-русски: «Господин врач говорит, чтобы вы не плакали, девочка все равно умрет, а так от нее хоть какая-нибудь будет польза». Потом через день нас снова повели к врачу и опять брали кровь. Помню, что в неделю четыре раза водили к врачу и брали кровь. Скоро Аня умерла в бараке. У нас все руки были в уколах. Мы все болели, кружилась голова, каждый день умирали мальчики и девочки».

АСТУКЕВИЧ Валентина, 11 лет, показывает:

«Нас всех детей выстраивали, перевязывали руки, втыкали иголку и брали кровь в стеклянную баночку. Брали кровь долго. Я кричала, что мне больно, вырывалась. Меня схватывали, держали. После этого у меня кружилась голова, перед глазами мелькали черные круги. У меня немецкие врачи брали кровь до шести раз в течение моего пребывания там, больше месяца. Многие дети тут же при взятии крови падали в обморок, очень плакали. После этого многие дети умирали, по 15 человек сразу».

 

Латвия под игом нацизма: Сборник архивных документов. М., 2006. С. 84 - 85.

 

Из протокола допроса свидетеля Казимира Лаугалайтиса (Рижская волость, Латвийская ССР):

 

"Находясь в Саласпилском лагере политзаключенных с 18 мая 1942 года до 19 мая 1943 года, я был свидетелем следующих ужасов, творившихся там: там находилось до 20 000 иностранных евреев, а к моменту моего прибытия туда оставалось там до 5000 чел. евреев, остальные все были убиты, повешены, расстреляны и умерли от голода и эпидемий. Я лично видел, как в еврейской части лагеря ежедневно висели по 2–3 человека повешенных евреев. Также за этот период видел, как расстреливали сразу по 6 человек евреев у комендатуры лагеря за то, что они сумели выменять за свою одежду кусочек хлеба. Из этого лагеря к апрелю месяцу 1943 года всех вывезли ночью на автомашинах в неизвестном направлении, и одновременно вывезли с ними с нашей части лагеря 300 человек русских, так называемых беженцев – стариков, инвалидов, тех, которые не могли работать. Я видел утром, как обратно привезли одежду этих 300 человек и сложили в склад. Таким образом, все эти евреи и старики были расстреляны в апреле месяце 1943 года. После этого в еврейской части лагеря оставалось до 10 мая 1943 года 14 чел[овек], так называемых специалистов. Их тоже погрузили в машину и увезли ночью. После этого, пока я находился в этом лагере, там евреев не было. Жертвы закапывали рядом с Саласпилским лагерем в лесу. Количество захороненных там не знаю, но зарыто там несколько десятков тысяч человек.

В Саласпилском лагере, где я помещался, загоняли и держали пригоняемое немцами население из разных областей Советского Союза. Их было очень много, только в марте месяце 1943 года сразу пригнали 20 000 человек вместе с детьми. При этом всю одежду и вещи у них отобрали. При этом ограбляли так: заставляли раздеваться всем в бараках и заставляли идти голыми в баню по грязи весной 500 метров. После мытья в бане их помещали в другие бараки голыми и 3–4 дня держали в таком виде, и когда немцы из оставленных вещей все ценное забирали, их обратно через 3–4 дня пускали в тот барак, где они раздевались, но там ничего ценного из одежды и вещей уже не было, и люди оставались полуголыми. Вот так происходило ограбление пригоняемых в Саласпилский лагерь так называемых беженцев из других областей Советского Союза.

После вышеуказанного купания в бане и ограбления этих «беженцев» немцы производили отбирание [у] родителей их детей, это происходило так.

Всех выгоняли во двор, немцы заявляли, что теперь им нужно работать, так как дети будут мешать, их отделят отдельно. Тут происходили ужасные сцены. Матери детей не давали, у них немцы и латышские полицейские вырывали детей из рук насильно. Дети кричали, обезумевшие матери рвали у себя на голове волосы, и многие матери сходили с ума, их потом помещали в больницу. При этом детей грудных и [в] возрасте до 6 лет помещали в этом лагере [в] отдельный барак, там они массами умирали и заболевали корью. Больных корью сразу уносили в так называемую больницу лагеря, где сразу купали в воде, чего нельзя делать при болезни корью. От этого дети через 2–3 дня умирали. Они синели, корь шла во внутрь организма. Таким путем в Саласпилском лагере немцами было умерщвлено детей в возрасте до 5 лет более трех тысяч – это в течение 1942–1943 г г. – с 18 мая 1942 года до 19 мая 1943 года, т. е. в течение одного года..."

 

Латвия под игом нацизма: Сборник архивных документов. М., 2006. С. 60 - 62.

 

Из показаний Моисея Раге (г. Рига, Латвийская ССР):

 

"Я попал на работу при уборке разрушенной части города Риги. Условия работы были тяжелые. Работали вначале 12 часов в день, а затем только 10 [часов]. Латышские надсмотрщики были безжалостны: били, не разрешали пить воду. Мне посчастливилось попасть в одну группу русского техника (все работники рижской городской управы), к сожалению, не могу вспомнить его фамилии. Он всячески помогал и даже добился того, что мы начали получать суп к обеду. Между прочим, его впоследствии сменили за его хорошее отношение к нам. Хочу отметить, что к той же работе были приставлены советские военнопленные. Пленных было около 300 человек, и они имели вид, не поддающийся описанию. Они с трудом передвигались и тут же на работе, изможденные и голодные, от побоев латышских надзирателей умирали. Я никогда не забуду той картины, как все 300 человек военнопленных буквально бросились к мусорной яме, извлекали сгнившую капусту и вместе с червями ее съели. Еврейские рабочие втихомолку (когда большинство надсмотрщиков уходили на обед) распределяли свой суп среди пленных; причем больные получали двойную порцию..."

 

Латвия под игом нацизма: Сборник архивных документов. М., 2006. С. 45.

 

Из показаний свидетельницы Сорени Зимонайте (г. Кретинга, Литовская ССР):

 

"Вопрос: Вышеуказанное количество советских граждан, все они расстреливались из огнестрельного оружия или же принимались другие меры убийства?

Ответ: Из огнестрельного оружия вышеуказанного количества советских граждан расстреливалось мало. Я хорошо знаю, что перед тем как убивали женщин и детей, со стороны бандитов принимались зверские издевательства: женщин раздевали догола, выдирали у живых золотые зубы, заставляли самим опускаться в заранее приготовленную яму. Кто не лез в яму, убивали палками, и бросали заживо в яму, детей малолетних также убивали палками, а некоторых бросали живыми в яму, грудных детей разбивали о дерево, а некоторых живыми на руках у матерей закапывали. Я должна сказать, со стороны убийц принимались ужасные зверские издевательства над беззащитными советскими людьми.

Вопрос: Кто руководил зверскими убийствами советских граждан, и кого вы знаете из участников убийц, назовите их фамилии?

Ответ: Руководство было немцев, но в расстрелах и убийстве участвовали литовцы, так называемые литовские партизаны. Из убийц назову некоторые фамилии, как-то: ЗАБО-РАС, имя не знаю, ЯШИНСКАС Владас, ГРИЦУС Валис, ГРИЦУС Иозас, РАЧИНСКАС, МЕМГАУДАС и другие".

 

Трагедия Литвы, 1941–1944 годы: Сборник архивных документов. М., 2006. С. 293 - 294.

 

Из показаний свидетеля Матвея Зайделя:

 

«В сентябре 1943 г. меня арестовало гестапо и я просидел 4 недели. В октябре 1943 г. меня отвезли на железнодорожную станцию Понары и поместили в бункер. Здесь немцы нас использовали для приготовления дров и сжигания трупов. В декабре 1943 г. мы были окованы в цепи и стали сжигать трупы. Вначале клали дрова, а потом трупы людей до 100 человек, обливали керосином и бензином, а затем опять накладывали трупы. Таким образом сложили около 3000 трупов, обложили кругом дровами, залили нефтью, с четырех сторон положили зажигательные бомбы и подожгли. Этот костер горел 7–8 дней. Среди груды трупов я опознал мать и сестру своего товарища КОВМАНСКОГО Либа. Среди этих трех тысяч сжигаемых большинство были евреи. На другом костре было сложено около 2000 трупов, по большей части красноармейцев и офицеров, а также 500 трупов монахов и ксендзов. Всего было сложено 19 костров. На этих кострах сжигали мужчин, женщин и детей. Потом [нас заставляли] собирать кости сожженных трупов, например зубы, кольца (перстни) и т. п.

Сжигание мы продолжали по апрель месяц 1944 г. , когда мне удалось бежать из Понар. За 5 месяцев немцы уничтожили около 80–90 тысяч трупов».

 

 

Трагедия Литвы, 1941–1944 годы: Сборник архивных документов. М., 2006. С. 56 - 57.

[Чебур]

Из показаний военнослужащего Красной Армии Константина Килякова:

 

"6 сентября нас доставили в Таллин и поместили в сарае, находившемся на территории завода «Двигатель». В этом сарае находилось человек несколько сот военнопленных. Охраняли барак эстонцы. Кормили нас отвратительно. Каждый получал ежедневно только 2–3 сухаря. На работу брали не всех, а тех, кто первым выходил утром из сарая. Стремясь попасть на работу, чтобы достать что-нибудь покушать, военнопленные толпились утром у двери, и когда двери открывали, получалась свалка. Начальник этого лагеря, невысокий усатый эстонец, одетый в черный китель и брюки с красными лампасами, постоянно присутствовал при этом. Он колол саблей выбегающих военнопленных, выкалывал глаза, рассекал щеки и т. д. Остальные охранники вели себя не лучше и избивали пленных чем попало и куда попало, часто без всякой причины...

 

В начале октября 1941 г. меня и еще несколько десятков военнопленных перевели в лагерь, расположенный на территории таллинского аэродрома. Мы приводили в порядок взлетную площадку и размещались в амбарах. Охрану лагеря несла часть № 3/373. Каждый охранник носил на рукаве повязку с этим номером. Эта часть состояла из поляков, чехов и немцев.

 

Питание. Утром военнопленных кормили супом, приготовленным из травы, накошенной на аэродроме и изрубленной лопатами. Вечером давали 150–200 г хлеба и 3/4 л мучной болтушки на человека.

 

Обращение. При раздаче хлеба немец, комендант лагеря, избивал березовой дубинкой каждого пленного, пытавшегося выбрать большую порцию. Во время работы охранники непрерывно подгоняли пленных ударами толстых резиновых шлангов от железнодорожных тормозов. Однажды один из военнопленных, не выдержав этих издевательств, выругался. Оказалось, что охранник понимает по-русски. Охранники повалили пленного на землю и били прикладами до тех пор, пока его лицо не превратилось в бесформенную кровавую массу. Затем ему положили на вытянутые руки 3 тяжелых куска дерна и заставили бегать, подгоняя ударами палок. В конце концов несчастный свалился и изо рта у него пошла пена. Лишь тогда его унесли на носилках.

 

Часто охранники «забавлялись». Кто-либо из них швырял в сторону окурок и показывал пальцем пленному. Пленный сгибался, чтобы поднять окурок. Охранники стреляли из винтовок с таким расчетом, чтобы пули свистели у него над головой. Пленный бросал окурок, охранники громко хохотали.

 

Помню, раз к лагерю подошла старушка-эстонка. Она принесла корзинку с ломтиками хлеба, чтобы раздать пленным. Охранники отвели ее в проходную будку и, очевидно, избили ее, ибо она оттуда вышла с распухшим и заплаканным лицом. Хлеб они отобрали, и комендант лагеря бросил его в грязь. Изголодавшиеся пленные устроили свалку, а охранники избивали их резиновыми палками".

 

Эстония. Кровавый след нацизма, 1941 - 1944 гг.: Сборник архивных документов. М., 2006. С. 176 - 178.

Из протокол допроса эстонского полицейского Августа Синипалу, охранявшего концлагерь Клоога:

 

"После ужина я пошел опять смотреть на железную дорогу и спросил у тех же охранников, которые там были, ведут ли уже женщин. Мне ответили, что еще нет. Тогда я пошел домой. Вскоре раздался как бы взрыв, мы вышли посмотреть и увидели, что барак, из которого раздавались выстрелы, горит. Тогда я опять пошел домой. Через некоторое время охранник КЕРЕ пришел к нам в комнату и сказал, чтобы мы пошли послушать, как кричат евреи. Я и другие вышли. Барак был наполовину сгоревшим, и оттуда неслись крики и стоны людей. Мы их слышали за 500 м от горевшего дома. Были слышны крики: «Ай, ай». Я слышал крики в течение получаса, которые то стихали, то усиливались. Когда я пошел домой через полчаса, крики еще продолжались".

 

Эстония. Кровавый след нацизма, 1941 - 1944 гг.: Сборник архивных документов. М., 2006. С. 81 - 82.

 

Из протокола допроса военнослужащего 40-го эстонского полицейского батальона Александра Куузика:

 

"...Вскоре стали наступать советские военные части, и наша 3-я рота из Середкинского района была отозвана ближе к гор. Пскову, расстояние примерно 30 км от гор. Пскова. Нашей 3-й роте было предоставлено помещение православной церкви, где размещался весь личный состав. Внутри все иконы и утварь разбили, часть выбросили. В конце февраля месяца 1944 г. в помещение церкви были доставлены нарядом нашей роты три человека – один мужчина и две женщины, заподозренные в том, что они высматривали расположение воинских частей, т. е. нашей 3-й роты. Обер-лейтенант РЯТСЕП Н. стал их спрашивать, зачем они оказались вблизи церкви, где находится немецкая часть, на это задержанные отвечали, что у них в поле в стогах зарыт картофель, чтобы питаться. Обер-лейтенант РЯТСЕП Н. их заявлениям не поверил, кричал на них, грозил расстрелом, а те говорили одно и то же. В результате обер-лейтенант РЯТСЕП Н. отдал приказание солдатам: отвести подальше от расположения роты в сторону леса и всех троих расстрелять, тут же выразился со злостью: «Я сам буду их стрелять». Задержанных мужчину и двух женщин из помещения вывели, и вслед за ними пошел РЯТСЕП Н., в результате все трое были убиты в лесу, недалеко от церкви".

 

Эстония. Кровавый след нацизма, 1941 - 1944 гг.: Сборник архивных документов. М., 2006. С. 30.

 

Из приказа В.Кейтеля об «ответственности семей» (5 февраля 1945 г.)

 

"В то время как подавляющее большинство всех военнопленных немецких солдат считает своим очевидным долгом, что лучше умереть или претерпеть тяжелые испытания, чем предать фюрера, народ и отечество, отдельные потерявшие честь элементы давали показания о численности, вооружении и месте расположения войск или иначе стали предателями страны. С опасностью, которая вследствие этого предательства отягощает сражающийся фронт и военные усилия Родины, необходимо беспощадно бороться всеми средствами. Этого требует безопасность рейха и сохранение нации.

 

Поэтому на основании указаний фюрера приказываю:

 

За солдат вермахта, которые совершили предательство и были осуждены за это вступившим в законную силу приговором к смерти, отвечает семья: имуществом, свободой или жизнью. Меру ответственности семей в каждом отдельном случае определяет рейхсфюрер СС и шеф немецкой полиции".

 

История Германии: В 3-х т. / Под общ. ред. Б. Бонвеча, Ю. Галактионова. М.: Университет, 2008. Т. 3: Документы и материалы. С. 420.

[Чебур]

Инструкция штаба 3-й танковой армии для воинских частей, участвовавших в проведении карательных операций "Регеншауэр" и "Фрюлингсфест", февраль 1943 года:

 

«В тыл не эвакуировать ни одного излишнего едока и не одного являющегося обузой жителя, а мобилизовать по возможности любую, т.е. только здоровую и вполне пригодную, рабочую силу… Калеки, больные старики, а также матери с детьми, из которых больше половины имеет возраст до 10 лет, направляются для нового поселения в особо указанные в приказе запретные общины… Для запретных общин особым приказом определяются такие деревни, которые расположены вдали от главных магистралей и предусмотрены для размещения нетрудоспособного населения».

 

Белорусские остарбайтеры: Документы и материалы. Минск: Национальный архив Республики Беларусь, 1997. Кн. 2. С. 40 - 42.

 

«Заселение лагерей началось гитлеровцами в первой половине марта 1944 года. Сюда под конвоем пригоняли женщин с грудными детьми на руках, стариков и старух, подростков и детей. Это советские люди, угнанные немцами из наших городов и сел при отступлении гитлеровской армии. В лагере № 1 имелось до 9 тысяч человек, в лагере № 2 – до 10 тысяч, среди них не менее 70% стариков и детей…

 

В лагерях существовал самый дикий фашистский произвол, и были созданы нечеловеческие условия существования. Люди, находившиеся, где нельзя вырыть землянки, лишенные всякого продовольствия, были обречены на постепенное вымирание. Лагерь находился под усиленной немецкой охраной, при малейшей попытке к бегству люди расстреливались или избивались до полусмерти. В зимних условиях, в пургу и в дождь, женщины, старики и дети находились под открытым небом. Гитлеровцы даже запретили разводить костры. В лагерях имелось много фактов эпидемических заболеваний, обморожений. Больным никакой помощи не оказывалось. Истощенные голодом, продрогшие от холода, промокшие в болотах, люди ежедневно умирали…

 

Обессилившие люди не в состоянии были рыть могилы, трупы умерших по несколько дней лежали на поверхности в расположении лагерей или отбрасывались фашистами в ров возле колючей проволоки… Немцы убивали советских людей без всякого повода. Они расстреляли 12-летнего мальчика Мишу Гусанова из деревни Козловичи Домановичского района только лишь за то, что он вышел за пределы лагеря за водой для семьи, 82-летнего старика Глуцкого Ивана из Жлобина фашисты расстреляли только за то, что он хотел развести костер, чтобы обогреть малолетних внучат. У Погодиной Аполлинарии Максимовны заболели дети. Она стала требовать помощи, фашисты расстреляли ее вместе с двумя детьми. На территории лагеря обнаружен труп 15-17-летней девочки, изнасилованной гитлеровцами. Груди девочки изрезаны, отрезан нос, изорваны щеки, изуродовано все тело. По дороге в лагерь также имеется масса трупов женщин, стариков и детей, уничтоженных немцами».

 

Заложники вермахта (Озаричи - лагерь смерти): Документы и материалы. Минск: Национальный архив Республики Беларусь, 1999. С. 33, 35.

 

Из показаний Ульяны Манько (33 года):

 

«Меня, беременную, и моих двух детей, Татьяну – 5 лет и Марию – 2 лет, в один из февральских дней 1944 г. с многими другими односельчанами немцы погнали в концлагерь, находившийся близ поселка Дерть. В пути нас не кормили, мои дети плакали от голода, и я хотела в поле собрать несколько картофелин. Увидев, что я собираю мерзлую картошку, немецкий солдат подбежал ко мне и стал ногами бить в поясницу. Я потеряла сознание, и вскоре у меня начались роды. Новорожденный на вторые сутки умер, а меня, больную, истерзанную, погнали дальше в лагерь.

 

В лагере мы жили под открытым небом, спали прямо на снегу. Мои дети страдали от холода и еще больше от голода. Горячей пищи нам не давали, а изредка через проволоку бросали хлеб. Но желающих получить кусок хлеба было слишком много, и мне, больной и немощной, лишь два раза удалось таким образом заполучить небольшие ломтики хлеба. Однажды я хотела собрать веток, чтобы развести костер и обогреть своих детей. Но немец не дал мне этого сделать и избил меня палкой.

 

Так я мучилась со своими детьми в концлагере. Вскоре у моих детей опухли ноги и руки. Они кричали и плакали: «Мама, холодно! Мама, кушать!» Но я ничего не могла сделать для моих девочек. На пятый день в жизни в лагере от голода умерла моя дочь Мария, а на следующий день умерла и Татьяна».

 

Заложники вермахта (Озаричи - лагерь смерти): Документы и материалы. Минск: Национальный архив Республики Беларусь, 1999. С. 73.

 

Письмо начальника политуправления 1-го Белорусского фронта генерал-майора С. Ф. Галаджева

секретарю ЦК КП(б)Б П. К. Пономаренко «О настроениях населения районов Белоруссии, освобождённых от немецкой оккупации», 29 июня 1944 г.:

 

"При встречах с населением районов Белоруссии, освобождённых от немецкой оккупации в период с 24 по 29 июня с. г. политработники действующих частей отмечают следующие характерные моменты:

1. Население, спасаясь от угона в немецкое рабство, до прихода частей Красной Армии скрывалось в лесах, в глухих отдалённых оврагах, в посевах ржи.

Жители стали появляться в населённых пунктах лишь после того, когда убедились, что немцы из сёл изгнаны.

2. Встречаясь с нашими бойцами и офицерами жители обнимают и целуют их, плачут от радости, горячо благодарят за освобождение от немецких разбойников.

Житель деревни Задруть Рогачёвского района Козлов Антон Тимофеевич, встретившись с нашими бойцами, сказал: «Как вы пришли, так на душе полегчало. Как будто бы кто снял тяжёлый камень с сердца».

Население рассказывает жуткие истории о злодеяниях немцев в селах Белоруссии.

3. Из рассказов жителей выясняется, что за несколько дней до отступления немцы вылавливали всех трудоспособных мужчин и женщин для отправки в Германию.

У молодых трудоспособных женщин отбирали грудных детей, отдавали их под надзор старух, а матерей угоняли.

4. В населённых пунктах совершенно не видно молодежи. Всех парней и девушек угоняли на каторгу в Германию. Восемнадцатилетний Вячеслав Михелов, первым появившийся на улицах Жлобина после его освобождения, рассказал, что во всем городе в последние дни хозяйничания немцев оставалось не более сотни мужчин и женщин, не считая престарелых. Все эти люди скрывались в подвалах из-за боязни быть угнанными в Германию.

5. Детей от 8 до 15-летнего возраста немцы отнимали у родителей и увозили в специальные лагеря, называемые «юношескими поселениями». Населению говорили, что якобы «это делается для того, чтобы дать детям правильное воспитание». В действительности же эти поселения были ни чем иным, как специальными детскими лагерями «доноров» для переливания крови советских детей раненым немецким солдатам и офицерам.

Например, крестьянка села Лещинка Бобруйского района Елизавета Семенчикова рассказывает: «11 июня этого года немцы приказали всем женщинам села явиться на сход вместе с детьми до 14-летнего возраста. Когда все женщины собрались, немцы насильно забрали у них детей и объявили, что повезут их учиться, а действительно увезли в лагеря и там выкачивают у них кровь».

Крестьянка деревни Маринова Рудня* Рогачёвского района Иванова Софья говорит: «Жили мы при немцах очень плохо. Одна радость была — наши дети, но и их немцы у нас отняли. Мою дочь Марию убили, а 15-летнего мальчика увезли неизвестно куда».

6. Жители, которым удалось убежать из специальных немецких лагерей (подобных уже известному Вам лагерю в районе Озаричи), рассказывают о злодейской системе массового истребления советских людей в такого рода лагерях.

Крестьянин села Лещинка Петравок Николай, 40 лет, в присутствии бойцов и своих односельчан рассказал по этому поводу следующее: «Нас немцы заставляли работать на них в разных местах: на отрывке окопов, на заготовке леса. Чтобы люди не разбегались, специально организовывали лагеря. Один такой большой лагерь был под Бобруйском, откуда распределяли людей на разные работы. Я попал в этот лагерь в январе 1944 года. В него согнали людей из пяти районов: Паричского, Рогачёвского, Кировского, Бобруйского и Кличевского. В лагере скопилось 25 тысяч человек. Мы жили в холодных бараках. Кормили нас так: утром 200 грамм хлеба и чашку какой-то баланды, вечером — такая же баланда. Многие умирали от голода и холода. Многие болели тифом. Всех больных из лагеря отправляли в другой лагерь, который находился в деревне Скриплица Кировского района. В этом лагере от тифа ежедневно умирало по 20-25 человек».

7. За три года немецкого хозяйничания разграблены, опустошены и сожжены многие сёла. Особенно пострадали те села, где население находилось под большим влиянием партизан. Село, в районе которого немцы обнаруживали партизан, немедленно предавалось огню.

Семьи партизан, советских активистов и тех, кого немцы подозревали в сочувствии и помощи им, подвергались всяческим репрессиям и издевательствам.

Крестьянка деревни Зелёный Дуб Рогачёвского района, жена красноармейца Евлочкова Анна Сидоровна говорит: «Как только пришли немцы в наше село, они сразу распустили колхоз, а землю разделили по дворам, но семьям коммунистов и советского актива не дали ни одного метра земли. Мне, да и большинству населения нашего села, при немцах жилось очень тяжело. Мы ждали и верили, что придет Красная Армия и освободит нас. Когда я увидела первых красноармейцев, я обрадовалась, то был для меня и для всего нашего народа большой праздник».

8. Население многих сёл доведено до грани обнищания. Большинство лишилось жилых помещений. Немцы отобрали скот, домашнюю птицу, одежду. Люди одеты в рваную, ветхую одежду. Питаются главным образом одним картофелем и хлебом с примесью различных суррогатов.

9. С восхищением и восторгом отзывается население о проходящих через их села наземных частях Красной Армии и о нашей авиации.

Жительница деревни Широкий Рог Собова А. С. рассказала: «Нам говорили немцы, что в Красной Армии некому воевать, что там теперь воюют одни дети да старики, что у Красной Армии нет оружия. А когда я своими глазами увидела сколько прошло по нашей дороге автомашин, пушек, войск, сколько пролетело самолётов, то я поняла, как нагло врали немцы».

Крестьянин Моисейченко Дмитрий Осипович, 53-х лет, эвакуированный немцами из деревни Лазаревичи Быховского района Мо-гилёвской области, высказал своё мнение о нашей авиации в следующих словах: «Они просто житья не давали немцам. Но русские самолёты по деревням не бомбили, а больше бросали бомбы на отступающие колонны немцев в полях».

Крестьянин села Осовник Кировского района Шемитько Яков Николаевич говорит: «И откуда только у русских все это взялось?»

10. Население, в своем большинстве, высказывает ту мысль, что, находясь под властью немцев, все свои надежды на лучшее будущее возлагало на Красную Армию. Люди верили, что советская власть избавит их от фашистской неволи.

«Мы ждали вас, дорогие освободители наши, — говорит крестьянка Иванова Софья, — и верили, что вы придете. И сами мы остались верны своей родной советской власти».

11. Но, наряду с этими положительными моментами, в настроениях населения выявлены и следующие отрицательные:

а) Многие жители, особенно из тех, которые в течение долгого времени использовались немцами на оборонительных работах и систематически обрабатывались фашистской пропагандой, говорят, что якобы советская власть будет наказывать тех, кто работал у немцев на строительстве обороны, хотя бы и в принудительном порядке. Поэтому часто задают нашим бойцам и офицерам такой вопрос: «Что будет тем, кто по принуждению работал на немцев — рыл им окопы, или выполнял различные хозяйственные работы?».

б) Население боится открыто говорить о старостах и полицейских. В разговорах стараются обойти эти вопросы. Так, жительница деревни Зелёный Дуб жена красноармейца Евлочкова на вопрос — как вёл себя староста — ответила: «Я об этом ничего не скажу, пусть кто-либо другой скажет».

в) Ещё одна деталь. Говоря о Красной Армии, о наших бойцах и офицерах, не все местные жители употребляют слово «наши», а говорят чаще всего так: «русские», «красные».

В настоящее время посланные политуправлением фронта специальные группы политработников занимаются детальным выявлением злодеяний немцев и изучением политических настроений на¬селения в городах Жлобин, Паричи, Бобруйск.

Политотделам армий указано на необходимость изучения политических настроений местного населения и оказания помощи партийным и советским органам Белоруссии в проведении политической работы среди населения и восстановлении местных органов власти".

 

Освобожденная Беларусь: Документы и материалы. Минск, 2004. Кн. 1. С. 78 - 82.

 

Из справки оргинструкторского отдела ЦК КП(б)Б, 15 марта 1944:

 

"Из 63 населённых пунктов района немцы сожгли, сравняв с землёй, 62, в том числе районный центр Лельчицы. Причём гор. посёлок Лельчицы и ряд деревень после отстройки были сожжены вторично. Всего сожжено 7019 домов колхозников со всеми надворными постройками. Уничтожены также все колхозные строения и 577 государственных и общественных зданий. В огне погибло всё имущество колхозников, колхозов, МТС, государственных, кооперативных и общественных предприятий и организаций. Сожжён со всем оборудованием Лельчицкий промкомбинат, Лельчицкий пищекомбинат, Буда-Софиевский промкомбинат, комбинат Лельчицкого леспромхоза и остальные промышленные предприятия местной промышленности и промкооперации...

Уничтожены 75 школ, райбольница, 7 врачебно-медицинских и фельдшерско-акушерских пунктов, все здания сельсоветов, клубы, библиотеки и избы-читальни. Обучение детей школьного возраста не проводилось в течение почти 3 лет, и в настоящее время ни одна школа района не восстановлена.

Во всем районе сохранилось 32 дома колхозников и одно полуразрушенное здание школы в дер. Дубницкое, в 8 км от бывш[его] райцентра Лельчицы.

Одновременно с уничтожением населённых пунктов немцы учинили зверскую расправу над населением района. За время карательных экспедиций немцы расстреляли, замучили и сожгли живьём свыше 8000 чел. и 3800 чел., преимущественно молодёжи, угнали в Германию.

В настоящее время, по предварительным данным, в районе осталось около 16 тысяч человек (до войны в районе проживало 32 700 чел.), в том числе свыше 1000 человек жителей Житковичского, Петриковского и Туровского районов, бежавших в Лельчицкий район, спасаясь от угона в Германию.

Всё население района живёт в землянках и куренях по лесам.

Среди населения свирепствует сыпной тиф. На 3.III с. г. в районе было 1060 чел. больных тифом. В связи с отсутствием в районе больниц, где бы можно было госпитализировать больных тифом, смертность среди заболевших очень высокая. В отдельных населённых пунктах доходит до 10%.

В очень тяжёлом положении находится население, бежавшее в Лельчицкий район из других районов Полесской области. Эта часть населения не только лишена крова, но и каких бы то ни было средств к существованию".

 

Освобожденная Беларусь: Документы и материалы. Минск, 2004. Кн. 1. С. 50 - 51.

 

Generalplan Ost

Rechtliche, wirtschaftliche und räumliche Grundlagen des Ostaufbaus

Vorgelegt von SS-Oberführer Professor Dr. XX, Berlin-Dahlem, 28.Mai 1942

http://gplanost.x-berg.de/gplanost.html