Рассказы и рассказики

[Гость Себастьян Козюлькин]

КОММУНАЛЬНЫЕ УСЛУГИ

Виктор был хорошим человеком. По крайней мере так говорили люди. А некоторые даже улыбались дольше двух секунд после того, как он заканчивал разговор и поворачивался к ним спиной, что, несомненно, свидетельствовало о том, что он действительно не самый худший человек в этом мире.

Как и у любого человека, у него были недостатки. Одним из самых неприятных была его забывчивость. Окружающие давно привыкли к тому, что он мог забыть поздравить их с днём рождения или каким-нибудь другим важным праздником. Но они не обижались на него, потому что знали, что он страдает от своего недостатка еще больше чем они. Так случилось и в этот раз. Когда Виктор вытащил из почтового ящика, в который он не заглядывал уже месяца три, пачку платёжек, он вспомнил, что уже давно не заходил в управляющую компанию и не оплачивал коммунальные услуги. Собравшись с мыслями и деньгами, он отправился платить по счетам.

 

***

- Здравствуйте, я оплатить хотел, - Виктор просунул голову в окошко так, как когда-то осужденные просовывали голову в отверстие гильотины - с легким недоверием и нехорошим предчувствием.

- Это очень хорошо, - ответил ему мужской голос.

Виктор поднял взгляд на кассира. Вместо Татьяны Михайловны - строгой женщины, которая всегда принимала оплату как татаро-монгольский хан - окидывая клиента пренебрежительным взглядом и отхлебывая из пиалы чай, в кресле сидел мужчина лет сорока.

- Вы новенький? - спросил Виктор, - никогда вас раньше здесь не видел.

- Можно и так сказать, - кивнул незнакомец, - что будете оплачивать?

- Да вот... Накопилось здесь, - протянул Виктор несколько платёжек.

Мужчина взял бумаги и окинул их беглым взглядом.

- Так... Виктор...

- Иванович, - добавил "злостный неплательщик".

- Замечательно, Виктор Иванович, - приветливо улыбнулся мужчина, - раз уж так совпало, то я хотел бы предложить вам оплатить вашу душу. Как вы на это смотрите?

Виктор смотрел на это с нескрываемым удивлением, потирая затылок, которым он стукнулся о край окошка, услышав такое, слегка нестандартное в наше время, предложение.

- Что вы сказали? - переспросил он.

- Душу. Не хотите ее оплатить?

- Ааа... Душу! - оглядываясь по сторонам, нервно улыбнулся Виктор, - просто мне послышалось - "тушу". Поэтому я так и удивился. Вроде бы не толстый...

- Так что скажете?

- А где Татьяна Михайловна? - пытаясь перевести разговор на другую тему, спросил Виктор.

- Она в отпуске. Я пока что за неё, - не моргнув глазом, ответил мужчина, - так что?

Виктор немного помолчал, разглядывая кассира.

- Вы серьёзно мне это говорите? Про душу.

- Абсолютно.

- Так вы этот что ли... Дьявол?

- Нет, - спокойно ответил мужчина.

- А кто тогда?

- А больше нет вариантов?

Виктор почесал затылок.

- Ну... А кто еще может предложить оплатить душу?

- То есть, других предположений не будет? - нахмурился мужчина, - вам не кажется логичным, что кроме Дьявола, есть еще, как минимум, одна сторона, которой интересны людские души? К тому же, я не предлагаю купить вашу душу. Я предлагаю вам ее оплатить.

- То есть... То есть, я сам должен вам заплатить за свою же душу?

- Все верно, - кивнул мужчина.

- Но это как-то странно, на мой взгляд.

- Ничего странного. Я вам объясню.

Кассир поставил локти на стол и подпёр ладонями подбородок.

- Обладатели всех душ должны оплачивать ее эксплуатацию в зависимости от коэффициента света. У вас очень светлая душа. По шкале душевного света - восемь из десяти. Вы же оплачиваете аренду автомобиля в зависимости от его комфортабельности? Вот так и здесь. Ничего нового.

- Странно, - задумчиво произнес Виктор, - сколько раз я слышал такие истории, в них всегда за душу человека ему еще и доплачивали.

- А вы меньше слушайте такие истории, - улыбнулся кассир, - душу нельзя ни купить, ни продать. Но на ее носителя можно повлиять. Наши... коллеги из соседнего отдела, к сожалению, используют коррупционные схемы, подкупая носителей душ деньгами, властью и другими вещами, которые, при неправильном использовании легко загоняют коэффициент света в ноль. Естественно, в этом случае, душа списывается, как непригодная к дальнейшей эксплуатации и направляется на утилизацию. Они, как вы понимаете, как раз утилизацией и занимаются.

- Ну, это понятно, - произнес Виктор, - но почему я должен оплачивать свою душу?

- Наверное, я неправильно выразился. Вы оплачиваете не свою душу, а свет, который используется в ней. Поймите, как в этом мире, так и в другом, за свет нужно платить. Иначе мы просто его отключим и вам придется оплачивать совсем другие услуги...

- И как я могу его оплатить? Чем?

- У нас большой выбор платежных систем, - мужчина достал из ящика стола журнал и принялся его листать, - к примеру, можете оплатить болезнью. Как вам такое?

- Как-то не очень, - поёжился Виктор.

- Может быть, невзаимная любовь? - перелистнул страницу кассир.

- Да уже поздно, - пожал плечами молодой человек, - я уже женат.

- Так это замечательно, - оживился мужчина, - любовью супруги тоже можно расчитаться.

- Это как?

- Она влюбится в другого.

- Нет уж, спасибо, - хмыкнул Виктор, - этого еще не хватало...

- А как вы смотрите на патологическое невезение?

- Очень плохо смотрю. Я подозреваю, что эта функция уже была включена у меня по умолчанию с самого начала.

- Вполне возможно. У вас же душевный свет не десять из десяти. Поэтому кое-что, как вы верно заметили, уже входит в стандартный пакет.

Кассир перевернул еще несколько страниц каталога.

- Есть еще возможность расплатиться муками совести.

- А это как?

- Будете переживать из-за каждого пустяка и думать, что вы во всём виноваты.

- А в чем подвох?

- Никакого подвоха, - пожал плечами мужчина, - попробуете и сами поймёте, что это такое.

- Что-то не хочется, - покачал головой Виктор, - звучит очень просто, но что-то мне подсказывает, что это не самый лучший выбор.

- Дело ваше. Я всего лишь предлагаю варианты... Может быть, согласитесь на излишнюю доверчивость или меркантильных друзей? Или, к примеру...

- Да хватит уже! - не выдержал Виктор, - пошутили и хватит! Что за чушь вы несёте?

Мужчина спокойно закрыл каталог и, положив его на край стола, взглянул на молодого человека.

- То есть, вы не хотите оплачивать свет?

- Да что за бред? Я пришел к вам заплатить за обычный свет! Понимаете? Обычный! Сколько там с меня?

- Ну, что же... Это ваше решение. С вас четыре восемьсот, - быстро ответил кассир.

- Вот, возьмите, - Виктор отсчитал купюры и протянул их в окошко, - чеки бросьте, пожалуйста, в почтовый ящик. До свидания!

Смерив взглядом кассира и покрутив пальцем у виска, он развернулся и, громко хлопнув дверью на прощанье, вышел из кабинета.

 

***

- Что у вас здесь творится? - Виктор толкнул дверь и переступил через порог соседнего кабинета.

Темноволосый кассир поднял голову, и, прищурившись, посмотрел на клиента хитрым и оценивающим взглядом.

- Что вы имеете в виду?

- У вас в соседнем кабинете сумасшедший сидит какой-то! - принялся размахивать руками Виктор, - я хотел заплатить за свет, а он несет какую-то чепуху про какие-то души, коэффициенты и вообще... Странный он какой-то. Вымогал из меня оплату за какой-то душевный свет.

- Я надеюсь, вы ему не заплатили за него? - засмеялся кассир.

- Нет конечно!

- Вот и хорошо, - блеснул глазами мужчина и потёр ладони, - у вас ещё какие-то вопросы?

- Да, - немного успокоился Виктор, - за воду я могу здесь заплатить?

- Конечно можете. А еще за транспортировку, огонь и утилизацию, - буркнул кассир себе под нос.

- Что вы сказали?

- Я говорю - за лифт, газ и вывоз мусора тоже можно оплатить у нас. Проходите, присаживайтесь...

 

© ЧеширКо

[Гость Себастьян Козюлькин]

ТУБЕРКУЛЕЗНИК

Муниципальный автобус. Час пик. Захожу в автобус, где-то на середине маршрута. Почти все сидячие места заняты студентами:

Морда тяпкой, взгляд в окно или спят, либо просто глаза закрыты, в ушах наушники, в руках смартфон, в башке похоже вакуум. Стильные, модные прически, без перхоти. Одежда чистенькая и ладно сидит. Многие подкачанные. В общем следит за собой молодежь.

В проходе стоят разные пассажиры. Девчонки молодые, зрелые женщины и мужчины, ну и пожилые.

 

Проезд в общественном транспорте для меня больная тема. Меня реально бесит, когда такое вылизанное чмо игнорирует пассажира, который имеет право ехать сидя. Моральное право. Очень часто на мои замечание молодняк реагирует и уступает место женщинам и старикам. Не скрою, мне приятно ловить одобрительные взгляды девушек, женщин и стариков, когда я сгоняю с сиденья пацанов и предлагаю присесть более нуждающимся. Мужики же не смотрят в мою сторону вовсе. Как можно ехать молча и наблюдать за страданиями бабуськи с авоськами, когда рядом сидит поцык с мобилой? Есть возможность преподать урок вежливости молодому поколению. Вежливо попросить уступить место. Молодые девчата сразу уступают, как только видят старичье, а пацаны тупят, пока за плечо не потрясешь. Короче.

 

Заходит со мной поддатый мужичок. Нормально одетый. Не пьяный, а именно с запахом. Покрутил головой и достает мобильник.

 

-Ало, Анатолий Евгеньевич, результаты мокроты уже пришли?

Пауза. Типа слушает собеседника.

-Да меня опять заставляют флюорографию проходить. Сколько можно,третий раз за год?

Опять пауза.

--Говорят, палочка Коха неубиваема, тогда какой смысл в больнице лежать? Я домой поехал на выходные.

И выключает телефон.

Делает печальную гримасу, вздыхает погромче, кашляет слишком затяжно, а сам бабкам и девушкам подмигивает, которые стоят.

Я бы на его базары внимания не обратил, если бы он Коха не упомянул. Голову поворачиваю, а он там семафорит всем стоящим. И главно сидящие пассажиры его знаки не видят.

 

Остановка. Молодые, образованные подрываются с сидений и выходят. Двери закрываются. 

Он обращается к двум стоящим бабулькам, показывая рукой на сиденье.

-Барышни, прошу! 

Бабки аж расцвели. Толи от того, что они барышни, толи от предоставленного места.

Остальные места заняли женщины и деды.

 

Каждого за плечо не потеребишь с просьбой место уступить. Да и не каждый уступит. 

В общем посмешил народ и дело доброе сделал.

 

©етевое

[skazka_rostov]

Молодец)

[Гость Себастьян Козюлькин]

ВОЙНА СОСЕДЕЙ

 

Одного раннего утра (около 05:00), наслаждаюсь последним часом сна перед подъемом на работу, как вдруг меня будит громкий звук и вибрация от удара в стену или в пол, или в потолок, вообще не понятно от куда (настолько сильно и громко). Подскочив, услышал еще серию из 4 ударов, потом все прекратилось. Удары такой силы, что невозможно определить источник, но точно ясно, что кто-то рядом.

Подумал, что кто-то пьяный вернулся домой и выбивал дверь. Звуки на ремонт не похожи.

Все затихло и я лег поспать до будильника.

 

На следующее утро все повторяется. Проскочила мысль, что кто-то делает утреннюю зарядку в виде тяги штанги, но потом эту мысль отбросил, т.к. повторений мало да и упражнение специфическое для зарядки, хоть звук и подходит.

 

После третьего такого утреннего подъема (каждый раз около 5 ударов), решил выяснить, что происходит и разузнать у соседей после работы про эти удары.

 

Сначала решил переговорить с соседкой на этаже, там живет бабулька, позвонил ей в дверь, открыла, поздоровались, далее состоялся диалог (Я – я, Б – бабуля):

Я – А вы не в курсе, что за громкие звуки и вибрации от ударов уже 3 утра подряд не дают выспаться?

Б - Да, а вы знаете под нами живет какой-то наркоман или алкаш.

Я - Вот подлец, нужно с ним переговорить, чтобы вел себя тише да и чтобы в стены (в пол, потолок или хз куда) не долбил, а то это вообще дебилизм.

Б - Вы послушайте, он не дает спать вообще, по ночам постоянно говорит громко по телефону, матерится.

Я - Это да, я как бы этого всего не слышу, но за эти утренние удары меня уже задолбали, нужно что-то с этим делать.

 

Далее заметил неловкий взгляд бабули, после чего она выдает:

 

Б - Вы меня извините, но эти звуки по утрам не от него, он мне не дает спать по ночам, а когда он засыпает под утро, я жду пару часиков, а потом бросаю на пол гирю 16 кг (от сына осталась) раз 5, таким способом бужу его (ага, его, а так же половину нашего подъезда), пусть знает. Бывает он отвечает ударами в потолок, а я в ответ бросаю гирю (и это все в 05:00 утра!).

 

Я - о_О

 

После этого бабуля сказала, что больше так не будет делать.

И да, правда, больше это не повторялось.

 

Пару раз хотел зайти к этому соседу снизу, но дверь не открывали.

И самое интересное, соседи на этом этаже сказали, что эта квартира пустует, типа семья на заработках, и никакого шума из этой квартиры не бывает.

 

У меня все. Всем адекватных соседей.

 

©етевое

[Гость Себастьян Козюлькин]

НАПОЛЕОН

 

Наполеон слез с лошади, обошел лошадь сзади и заглянул ей в глаза.

 

— Свинья! — громко сказал Наполеон.

 

— Сам дурак! — не растерялась лошадь. Они постояли немного, переминаясь с ноги на ногу. У лошади ноги были длиннее. У Наполеона их почти не было. Зато у него имелись шпоры.

 

— Да ты сам посуди... — опять стала оправдываться лошадь. — Страна большая, а дорог нету. Дорог нету, а указатели стоят. Указатели стоят, а понять ни хрена нельзя...

 

— Сука! — взвизгнул Наполеон. Пока лошадь излагала, здоровенный русский комар укусил его и, избегнув пощечины, улетел на восток, наверняка с доносом Кутузову. — Падаль степная! Я на хе*а тебе компас повесил?! Я на хе*а тебе шоры снял?! Чтобы ты, гнида рейтузная, в Сибирь меня увезла?!!

 

— Спать меньше надо, — равнодушно сказала лошадь. Она была всего лишь транспортом, и прекрасно это понимала. Наполеон же был великий полководец, в чем ни он, ни лошадь также не сомневались. Однако, действительно, спать можно было и поменьше. Как и все полные коротконогие люди, Наполеон очень много ел в дороге, и поэтому много спал, качаясь в седле, и неутомимая нормандская лошадь сама прокладывала курс, полагаясь то на звезды, то на местное авось, а то и просто ломилась туда, где трава была гуще. Армия отстала от них еще на границе, где суровые русские таможенники сначала оштрафовали Наполеона за незаконный ввоз пушек, знамен и барабанов, а затем, когда начальнику таможни стала ясна цель такого массового посещения, всю армаду во главе с Даву и Мюратом прогнали палками. В итоге Наполеон пошел брать Москву один, с дюжиной носовых платков и полупустой табакеркой в кармане. Впрочем, за спиной у него сидела маленькая ручная обезьянка, которой откупился от набега турецкий султан. Но глупое животное только таращило зенки и беспрестанно сморкалось в спину хозяину.

 

— Привал! — процедил Наполеон, расстелил на земле плащ и улегся, положив обезьянку под голову.

 

— Пливал! — пискнула картавая обезьянка, и через минуту оба захрапели так, что двумя метрами ниже поднялась по тревоге и тихо ушла в другую нору боязливая семья кротов.

 

Лошадь внимательно посмотрела на спящих и осторожным движением задней ноги вытащила из седельной сумки фляжку. Отхлебнув, она сунула фляжку обратно, икнула и пошла к речке запить. Хитрый русский рак, сидя в воде возле самого берега, вытянул клешню вперед, закрыл глаза и напрягся. Уж кого-кого, а толстых французских лошадей не кусывал даже его папаша, известный речной хулиган, отнюдь не даром носивший кличку Чертовы Ножницы...

 

-...Докладывай! — буркнул Михайла Ларионыч Кутузов, не глядя на агента и не переставая скрипеть по бумаге пером. Комар сел ему на ухо, воздел лапки и горячо зашептал:

 

— Втроем идут! Он, лошадь и обезьянка. Одна шпага у них и два кастета. У лошади изжога от нашей травы, у обезьянки блохи, у самого — первая группа, резус положительный...

 

— Сколько их, говоришь? — устало опустив веко, переспросил фельдмаршал. Единственный глаз его с удовольствием укрылся веком и перестал вращаться.

 

— Трое, вашсясь! Блох не считаю, они наши.

 

— Плохо дело, — промолвил фельдмаршал. — Трое на одного — это плохо. Я бы даже сказал — хе*ово. Я бы даже сказал... Ну да ладно...

 

После грандиозной попойки по случаю прибытия в ставку государя, после двух тысяч бочек водки при полном отсутствии даже сухарей, после диких плясок и пьяных хороводов в составе дивизий, после того как весь порох ушел на фейерверки, после того как пьянехонький государь, стоя на карачках и желая поблевать без свидетелей, приказал армии самораспуститься — Кутузов остался в поле абсолютно один, без армии, без припасов и без ботфорт, которые он совершенно напрасно поставил на горячую крестьянскую печку.

 

— Один в поле, да к тому же глаз вон... — Кутузов поднял голову и посмотрел в зеркало. Из зеркала на него с немым укором глядел старый похмельный дедушко, ряженый фельдмаршалом, со здоровенным комаром на оттопыренном ухе. Вздохнув, он убил комара и вновь принялся писать отчет в Петербург о проделанной тяжелой работе, о дьявольски хитром плане по окружению неприятеля, о полном разгроме упомянутого неприятеля и о позорной его капитуляции на фоне отсутствия собственных потерь. Все бумаги предстоящих кампаний Кутузов привык составлять заранее. Присовокупив к докладу также просьбу о высылке железной клетки для содержания плененного французского императора, "в виду полного его помешательства на почве утрат, посему дик стал неимоверно и на людей с зубами кидается, такожде и две малые клетки для маршалов его, коих вид столь ужасен, что без клеток несть смысла везти оных через всю страну во избежание выкидышей у крестьянок и эпидемии детских заиканий", Кутузов вышел во двор, опустил письмо в ящик и попытался вытащить саблю. И опять ржавая сабля не поддалась ни силе, ни уговорам.

 

— Вот ведь говно! — сказал Кутузов не столько во гневе, сколько для истории, и пошел искать дубину. Дубина сразу же бросилась ему в глаза, потому что стояла посреди двора и моргала.

 

— Седлай коня! — бросил фельдмаршал. Дубина, визжа на поворотах лаптями, понеслась исполнять.

 

Через полчаса фельдмаршал был готов к боевым действиям любого рода, будь то преодоление водных преград по дну или рукопашная схватка один на один с танковым взводом. Только листовой меди было на нем два пуда, да бочонок пороху на спине, да три маленьких ружьишка, да одно большое на колесиках, да мешок картечи, да пуленепробиваемая чугунная треуголка, да связка шпицрутенов, да два боевых знамени и одно трудовое, да походный комод, да семь бутылочек с семью морсиками, да... Короче, ноги у коняшки подломились, и все перечисленное, включая фельдмаршала, рухнуло в пыль пред ясны очи молодого дубины, который по предписанию должен был шагать впереди с личным штандартом командующего.

 

— Один-ноль в пользу врага. — послышался из пыли старческий голос. — Наступление, ядри его, захлебнулось. Победа, ядри ее, отодвинулась...

 

...Толстая лошадь покорителя Европы подошла к воде и окунула в нее свою потную харю. Последовавший за этим крик толстой лошади покорителя Европы был столь впечатляющ, что сам покоритель едва не запятнал свой мундир, а его ручная обезьянка напрудила больше собственного веса. Удалец-рак, держа марку, поболтался в воздухе с вопящей лошадиной мордой, затем отцепился и улетел в реку. Там его ждали всеобщий рачий восторг и безмолвное восхищение гарема. Лошадь же, шатаясь на ветру, постояла немного и со стуком упала на землю. Паралич пробил ее от хвоста до носа. "Вот как бывает!" — успела подумать лошадь, и другой паралич пробил ее от брюха до лобной кости.

 

Через полчаса неудачных попыток завести свой транспорт Наполеон спрятал в рюкзак клизму, нашатырь и скипидар, сел на камень и предался отчаянию. Кампания, merde, была проиграна. Победа, merde, впервые обходила его стороной.

 

— Merde! — воскликнул Наполеон. — Проклятая страна! Засраные раки! Чертов Кутузов!

 

В соседних кустах обиженно крякнули. "Говно французское!" — пробормотал Кутузов, но из кустов не вылез. Он был пожилой человек и действовал с максимальной осторожностью.

 

— Кто говно французское? — вопросил Наполеон, прекрасный слух которого был отцом многих его побед. Кусты промолчали.

 

— А чье говно говорит? — поинтересовался Наполеон, вытягивая из ножен острую жиллетовскую шпагу. Кусты вздохнули. Затем из них поднялась утыканная ветками седая голова, снова вздохнула и почесалась сморщенной стариковской рукой.

 

— Шел бы ты отсель, куртизан европский! — посоветовал Кутузов. — Страна у нас дикая. Не ровен час, похлебку из тебя сварим.

 

Наполеон с удивлением оглядел дедушку-лесовичка и бросил шпагу обратно в ножны. С детьми и престарелыми он не воевал.

 

— Кто такой? Сусанин? Распутин? — высокомерно спросил Наполеон.

 

Вздохнув в третий раз, Михайла Ларионыч засучил рукав и издали показал татуировку. Наполеон прочитал и опять удивился.

 

— Так вот ты каков! — задумчиво сказал Наполеон. Шпага его снова потянулась к руке.

 

— Дикая страна, ой дикая! — сокрушенно покачал головой Кутузов. — Может, и варить не станем. Может, и сыроедом сожрем, вместе с булавкой твоей.

 

— Да ну-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!.. — протянул Наполеон. Непривычный к российской пище, животик его подвел, но шпага его сверкнула в воздухе и, отсалютовав противнику, изготовилась к бою.

 

— Да ты погоди! — без труда сморщил свое старческое лицо Кутузов. — Давай хоть поговорим немного. Я говорю, чучелу из тебя сделаем и в политехническом музее поставим. А ты что скажешь?

 

— Старый пердун! — гордо сказал Наполеон. Он был забывчив и горд. Он понял, что противник вызывает его на словесную дуэль, и не собирался лезть за словом в карман. — Старый одноглазый пердун! Пердун старый одноглазый!

 

— Пердун, — согласился Кутузов. — Одноглазый, это верно. Да и тот минус три. Это правда. Один-один. А вот ты, батюшка, ногами-то столь короток, что мужскому естеству твоему находиться как бы вовсе и негде.

 

— Пердун! — пренебрежительно сказал Наполеон. В диспуте он привык обходиться одним аргументом. Остальные ему заменяли неприличные жесты и огромное презрение к оппоненту. — Сын пердуна! Муж пердуньи! Отец двух маленьких пердунят!

 

— Трех, — поправил его Кутузов. — Трех, батюшка. Сколько у тебя извилин в мозгу, столько у меня и детей. А у тебя детей нету и быть не может, потому что ты, батюшка — мерин двухвостый. Два-один. И России тебе не видать, потому что глазки зело жиром заплыли. Три-один. И на Святой Елене тебе скучно будет, потому что это остров, и кино туда не возят. Три с половиной-один. А кто в Москву со спичками придет — тому весь коробок в зад вобьют. Ха-ха! Пять-один. А кто...

 

— Умри, старик! — вскричал император. Длинная шпага его сверкнула в лучах воинской славы, а левая, менее короткая, нога напряглась для прыжка. Которого, впрочем, не последовало.

 

— Огонь! — коротко скомандовал Кутузов, и тяжелая сосновая дубина опустилась на голову французского императора. Переступив лаптями, молодая русоволосая дубина замахнулась еще раз.

 

— Отставить! — сказал Кутузов. Дубина повиновалась и опять замерла в абсолютно древесной позе, ничем не отличаясь от стоящих кругом деревьев. На груди молодого дубины висел скворечник, старые изношенные лапти дали побеги, из прорехи в штанах выглядывали мышки-полевки.

 

— Маскировка! — молвил, обращаясь к потомкам, Кутузов. — Сиречь, военная мимикрия. Сиречь, основа всех ратных искусств. Плюс дубина народной войны. Плюс бескрайние просторы. Итого — победа! Сиречь, виктория.

 

— Ура! — подтвердила дубина народной войны. Она сама была из-под Тамбова, где ходила в учениках матрешечника, который отдал ее вместо себя в солдаты, которыми командовал Кутузов, который с детства не любил французов,

 

Которые похожи на свиней,

 

Что спят в болоте собственных слюней,

 

Что спят и видят куль с чужим добром,

 

Но вместо этого получат в лоб огром-

 

Ный хрен и тридцать два пинка

 

От русского большого мужика!

 

И будет далее цвести страна Расея

 

На тех равнинах, где Господь ее посеял!

 

Прокричав эту горделивую песню, Кутузов спрыгнул с поверженного французского венценосца и впервые за всю кампанию утер пот. За толстой тушей поверженной лошади французского венценосца кто-то глупый слишком громко захлопнул пасть и икнул.

 

— Появись! — велел Кутузов. Обезьянка вышла с поднятыми руками.

 

Сумма гримас на ее личике выражала полное подчинение победителю, огромное желание извиниться и горячую просьбу немедленно обгадить лежащего на земле бывшего хозяина, который вверг ее, честную обезьянку, в столь неудачную войну с таким мощным полководцем. Кутузов с сомнением оглядел ее и покачал головой.

 

— Иди в жопу! — милостиво сказал он. Мелко кланяясь, обезьянка удалилась сторону Баренцева моря. Сразу же забыв о ней, Кутузов повернулся к Наполеону. Но тут из-за бугра послышался цокот копыт, визг тормозов и хлопанье дверей.

 

— Ба-ба-ба! — пьяненький государь Алексан Палыч вырулил через кусты к полю недавней битвы с рюмкой водки в одной руке и связкой орденов в другой. Улыбнувшись и отдав честь, Кутузов наклонил шею для орденов и открыл рот для водки.

 

— На! — сказал государь Алексан Палыч, вливая водку и вешая орден. — На, миленькой!

 

Наполеон с трудом проглотил водку и потрогал надетый орден. Приподнявшись, он вдруг снова увидел Кутузова, показал на него пальцем и заплакал, тряся ушибленной головой.

 

— Я т-тебе! — погрозил Кутузову его собственный государь. Кутузов изумился.

 

— Дык... Спозвольте... — он изумился еще больше, и единственный глаз его, сойдя с орбиты, вылупился на самого себя. — Я ж... Мы ж...

 

— А то!! — гневно закричал пьяный русский император, помогая подняться полуубиенному французскому. — Какой сейчас год, дурень?!

 

— Ды как какой... Он же...

 

— Бланманже! — заорал государь, высочайше топая ножкой. — Фаберже! В неглиже! Одиннадцатый год, одиннадцатый! Думать надо, прежде чем бить! Думать!

 

Он был прав, этот простой, но неглупый русский царь. Попытки опередить историю ничего, кроме смеха, вызвать не могут. Кутузов явно поторопился. Но поторопился и Наполеон.

 

— Что, трудно было еще годик обождать? — укоризненно спросил его Александр. Наполеон всхлипнул и прикрыл ордена рукой. — Не бойся, не отберу... Ну, не плачь, не плачь, хватит! На будущий год приезжай, тогда повоюем. А пока не время. Год не тот. Предпосылок нету. Историки засмеют. Тушь вытри. Учебники, вижу, плохо читал. Мою помаду возьми, дарю. И думать надо почаще. Слабительное принимай. И лыжи сними. Не видишь — лето кругом? Костюм у тебя хороший, за выкройку трех баранов даю. А мы-то, дураки, ширинку застегнутой носим. Как погода в Париже, не каплет? Людовики не беспокоят? Сзади тоже в соплях, на, моим вытрись. Эй, Господи! Браток! Солнышка бы нам! Гулять желаем! Эй, ты, рыжий, сюда неси!

 

Сверкая засаленной кепкой, из-за бугра вылетел с подносом Ленин. На подносе искрилось гранями целое озеро водки, могучие подтяжки вождя крепко прижимали к телу целую охапку зеленого ворованного лука, узенькие монгольские глазки лучились праздником. Следом за ним, хлопая себя по запыленным бедрам, улыбчивой толпой шли Геринг, Перикл, Бухарин, Софья, полдюжины Пиев, Соломон, три Карла, Гагарин, Микки Маус и Глазунов. Два последних несли на римских носилках Рузвельта. Рузвельт держал в руках портрет Крамарова и улыбался шире других...

 

-...Лэхаим! — сказал Александр Первый и первым поднял свою рюмку.

 

— Пгозит! — захихикал Ленин и чокнулся с ним налитой до краев кепкой.

 

— За вас, шановни добродии!! — покачнулся на носилках Рузвельт.

 

Все выпили и, включая Софью, крякнули. И посмотрели на двух полководцев. Те все еще дулись, не глядя друг на дружку.

 

— И это пройдет! — сказал Соломон, засмеявшись. И он, черт его дери, опять угадал...

 

(с) Евгений Шестаков

[Гость Себастьян Козюлькин]

Антон Чехов

 

ВАНЬКА

 

Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца тому назад в ученье к сапожнику Аляхину, в ночь под Рождество не ложился спать. Дождавшись, когда хозяева и подмастерья ушли к заутрене, он достал из хозяйского шкапа пузырек с чернилами, ручку с заржавленным пером и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на темный образ, по обе стороны которого тянулись полки с колодками, и прерывисто вздохнул. Бумага лежала на скамье, а сам он стоял перед скамьей на коленях.

«Милый дедушка, Константин Макарыч! — писал он. — И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего от господа бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался».

Ванька перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение его свечки, и живо вообразил себе своего деда Константина Макарыча, служащего ночным сторожем у господ Живаревых. Это маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижной старикашка лет 65-ти, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами. Днем он спит в людской кухне или балагурит с кухарками, ночью же, окутанный в просторный тулуп, ходит вокруг усадьбы и стучит в свою колотушку. За ним, опустив головы, шагают старая Каштанка и кобелек Вьюн, прозванный так за свой черный цвет и тело, длинное, как у ласки. Этот Вьюн необыкновенно почтителен и ласков, одинаково умильно смотрит как на своих, так и на чужих, но кредитом не пользуется. Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство. Никто лучше его не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за ногу, забраться в ледник или украсть у мужика курицу. Ему уж не раз отбивали задние ноги, раза два его вешали, каждую неделю пороли до полусмерти, но он всегда оживал.

Теперь, наверно, дед стоит у ворот, щурит глаза на ярко-красные окна деревенской церкви и, притопывая валенками, балагурит с дворней. Колотушка его подвязана к поясу. Он всплескивает руками, пожимается от холода и, старчески хихикая, щиплет то горничную, то кухарку.

— Табачку нешто нам понюхать? — говорит он, подставляя бабам свою табакерку.

Бабы нюхают и чихают. Дед приходит в неописанный восторг, заливается веселым смехом и кричит:

— Отдирай, примерзло!

Дают понюхать табаку и собакам. Каштанка чихает, крутит мордой и, обиженная, отходит в сторону. Вьюн же из почтительности не чихает и вертит хвостом. А погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю деревню с ее белыми крышами и струйками дыма, идущими из труб, деревья, посребренные инеем, сугробы. Всё небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом...

Ванька вздохнул, умокнул перо и продолжал писать:

«А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что я качал ихнего ребятенка в люльке и по нечаянности заснул. А на неделе хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать. Подмастерья надо мной насмехаются, посылают в кабак за водкой и велят красть у хозяев огурцы, а хозяин бьет чем попадя. А еды нету никакой. Утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб чаю или щей, то хозяева сами трескают. А спать мне велят в сенях, а когда ребятенок ихний плачет, я вовсе не сплю, а качаю люльку. Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, на деревню, нету никакой моей возможности... Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то помру...»

Ванька покривил рот, потер своим черным кулаком глаза и всхлипнул.

«Я буду тебе табак тереть, — продолжал он, — богу молиться, а если что, то секи меня, как Сидорову козу. А ежели думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к приказчику сапоги чистить, али заместо Федьки в подпаски пойду. Дедушка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна. Хотел было пешком на деревню бежать, да сапогов нету, морозу боюсь. А когда вырасту большой, то за это самое буду тебя кормить и в обиду никому не дам, а помрешь, стану за упокой души молить, всё равно как за мамку Пелагею.

А Москва город большой. Дома всё господские и лошадей много, а овец нету и собаки не злые. Со звездой тут ребята не ходят и на клирос петь никого не пущают, а раз я видал в одной лавке на окне крючки продаются прямо с леской и на всякую рыбу, очень стоющие, даже такой есть один крючок, что пудового сома удержит. И видал которые лавки, где ружья всякие на манер бариновых, так что небось рублей сто кажное... А в мясных лавках и тетерева, и рябцы, и зайцы, а в котором месте их стреляют, про то сидельцы не сказывают.

Милый дедушка, а когда у господ будет елка с гостинцами, возьми мне золоченный орех и в зеленый сундучок спрячь. Попроси у барышни Ольги Игнатьевны, скажи, для Ваньки».

Ванька судорожно вздохнул и опять уставился на окно. Он вспомнил, что за елкой для господ всегда ходил в лес дед и брал с собою внука. Веселое было время! И дед крякал, и мороз крякал, а глядя на них, и Ванька крякал. Бывало, прежде чем вырубить елку, дед выкуривает трубку, долго нюхает табак, посмеивается над озябшим Ванюшкой... Молодые елки, окутанные инеем, стоят неподвижно и ждут, которой из них помирать? Откуда ни возьмись, по сугробам летит стрелой заяц... Дед не может чтоб не крикнуть:

— Держи, держи... держи! Ах, куцый дьявол!

Срубленную елку дед тащил в господский дом, а там принимались убирать ее... Больше всех хлопотала барышня Ольга Игнатьевна, любимица Ваньки. Когда еще была жива Ванькина мать Пелагея и служила у господ в горничных, Ольга Игнатьевна кормила Ваньку леденцами и от нечего делать выучила его читать, писать, считать до ста и даже танцевать кадриль. Когда же Пелагея умерла, сироту Ваньку спровадили в людскую кухню к деду, а из кухни в Москву к сапожнику Аляхину...

«Приезжай, милый дедушка, — продолжал Ванька, — Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу. А намедни хозяин колодкой по голове ударил, так что упал и насилу очухался. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой... А еще кланяюсь Алене, кривому Егорке и кучеру, а гармонию мою никому не отдавай. Остаюсь твой внук Иван Жуков, милый дедушка приезжай».

Ванька свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне за копейку... Подумав немного, он умокнул перо и написал адрес:

На деревню дедушке.

Потом почесался, подумал и прибавил: «Константину Макарычу». Довольный тем, что ему не помешали писать, он надел шапку и, не набрасывая на себя шубейки, прямо в рубахе выбежал на улицу...

Сидельцы из мясной лавки, которых он расспрашивал накануне, сказали ему, что письма опускаются в почтовые ящики, а из ящиков развозятся по всей земле на почтовых тройках с пьяными ямщиками и звонкими колокольцами. Ванька добежал до первого почтового ящика и сунул драгоценное письмо в щель...

Убаюканный сладкими надеждами, он час спустя крепко спал... Ему снилась печка. На печи сидит дед, свесив босые ноги, и читает письмо кухаркам... Около печи ходит Вьюн и вертит хвостом...

[Гость Себастьян Козюлькин]

РАЗВОДИЛОВО.

 

Была суббота. Жена пошла к подруге. Дочь уехала в Питер. Зазвонил мобильник. Незнакомый номер.

Артур Иванович чуть-чуть поколебался, но все-таки ответил.

Звонкий и строгий женский голос:

- Инспектор Маликова. Ваш сын совершил ДТП на чужой машине. Есть пострадавший. Приезжайте, будем разбираться! – и сразу же тише и мягче: – Пострадавший требует компенсацию. С парнем мы тоже всё оформим как надо.

У Артура Ивановича была только дочь, студентка третьего курса, и она полчаса назад звонила. Сидит с приятелями в грузинском ресторане «Мамалыга», прямо за Казанским собором. А сына никакого не было. Типичная разводка. Ему уже так звонили, да всем так звонили! «Папа, я в милиции», «папа, меня побили». И конечно, смс: «мама, срочно кинь на этот номер пятьсот рублей, а мне не звони, я завтра все объясню». Поэтому Артур Иванович в уме засмеялся, а вслух сказал суровым простецким голосом:

- Товарищ инспектор! Действуйте по всей строгости закона. А главное, пропишите ему люлей. Покрепче.

- Что-что? – переспросил женский голос.

- Нет у меня никакого сына! Аферисты! – захохотал Артур Иванович.

 

 

 

 

 

 

 

 

- Нет, есть! – вдруг раздался отчаянный голос, как будто этот парень выхватил телефонную трубку из чужих рук, из рук этой злобной тетки, и закричал: - Нет, есть! Я твой сын! Ты просто не знаешь! Ты матери сделал ребенка, то есть меня, и бросил ее! Марину Аникееву помнишь? С вечернего отделения? Помнишь? Нет, ты скажи – помнишь?

 

Артур Иванович помнил Марину Аникееву.

У него было много любви на факультете, несколько длинных романов, а также несколько кратких, но выразительных, а мелкого одно- двухразового секса вообще не сосчитать, «это даже в донжуанский список включать стыдно!» - шутил он, обсуждая девчонок с приятелями, такими же ходоками по дискотекам и общагам. Но Марину Аникееву он помнил. Хорошая была девочка, ласковая. Он ее пару раз приводил к себе, а потом к ней приехал, когда ее мамы-папы дома не было. Отличная девочка, в глаза глядела и говорила разные слова, но такая тоска его взяла, когда он зашел к ней в квартиру, в это мещанское жилище с машинными коврами по стенам и люстрами из пластмассового хрусталя, со стенкой, где в серванте недопитая бутылка коньяка, серебряные стопочки, фарфоровая куколка и тут же собрание сочинений Джека Лондона, и вся прочая наивная бедняцкая роскошь – и он увидел себя в этой обстановке, и чуть не застонал, потому что у него дома всё было точно так же. А он мечтал вырваться, сам не зная куда – но отсюда, от ковриков и люстрочек! Поэтому он с трудом сделал всё, что надо было, а потом лежал, закрыв глаза, чтоб не видеть влюбленное личико Марины Аникеевой на фоне серванта и ковра, и отказался остаться ночевать. Соврал, что отец заболел, гипертония, и мать волнуется одна. Марина Аникеева знала, что он врет, потому что три дня назад, когда они у него были, его родители только что уехали отдыхать на две недели. Но ничего не сказала. Он больше ей не звонил, а потом она вообще куда-то делась.

 

- Ну, допустим, помню, - сказал Артур Иванович. – Как тебя зовут?

- Артур, - сказал парень. – В честь тебя.

- Интересно, - сказал Артур Иванович и поверил ему окончательно.

- Прости, - сказал парень. – Мне просто некуда кидаться. Меня могут посадить. Угон плюс авария плюс ушиб я этого деда. Несильно, но синяк здоровый, во все плечо.

- Нет бы отца с Первомаем поздравить, - съехидничал Артур Иванович. – А то прямо так сразу…

- Тебе будет хорошо, если твой сын сядет? И мать твоего сына останется одна?

- Сколько надо? - спросил Артур Иванович.

- Двести тысяч.

- Куда привезти?

- Спасибо! Спасибо! Сейчас…

Он передал трубку этой тетке, инспектор Маликова или как ее там. Она объяснила. Через два часа, то есть в шестнадцать ноль-ноль. Плюс минус пятнадцать минут. Улица академика Драбкина, восемь. Там такой вроде сквер. Если стать лицом к красному дому с белыми балконами – то крайняя левая скамейка.

 

У Артура Ивановича дома лежало тысяч шестьдесят. Оделся, поехал в банк, снял с двух карточек. Попросил у кассирши резинку, перетянул не такую уж толстую пачку, засунул в боковой карман. Почему-то вспомнил, что наркобарон Пабло Эскобар на такие резинки тратил две с половиной тысячи долларов в месяц, с ума сойти. Потом подумал, что деньги у него выхватят и стукнут кастетом по башке. Но он встретил эту мысль равнодушно, пожал плечами и стал вспоминать Марину Аникееву. Ее руки, локти, родинки и запах. В каком это году было? Ага… Значит, сыну двадцать четыре. А ей?

Вот и улица академика Драбкина. Интересно, по какой он был части? Сквер. Скамейка. Мимо шли люди, и Артур Иванович успокоился насчет кастетом по башке. Главное, никуда не идти. Пусть эта милиционерша сама приведет парня. Деньги, рукопожатие, «звони, если что». Поглядеть на него. Спросить бы про Марину. Ну, это как разговор пойдет.

 

Четыре, семь минут пятого. Он почти не опоздал. Никого не было. Какой-то мужик сидел через скамейку от него. Прошло еще десять минут. Еще пять. Артур Иванович заерзал, оглянулся – вдруг стало страшно, что схватят сзади. Мужик, сидевший поодаль, встал и подошел к Артуру Ивановичу. Это был скорее парень, чем мужик, просто очень здоровый и крепкий. Хорошо одет. Красиво подстрижен, с узкой ленточкой трехдневной щетины вместо бороды. Приятный одеколон. Классные туфли.

- Артур Иванович?

- Да, я, – он встал.

- Инспектор Маликова просила передать, что у нее срочный выезд. Я вместо неё.

- Нет уж, извините! – встревожился Артур Иванович. – Мы так не договаривались! Откуда я знаю, кто вы?

- Не переживай, - сказал парень. – Это я. Артур меня зовут. Смешное имя, правда? Прости. Я пошутил. Деньги не нужны. Я просто хотел тебя увидеть.

- А нельзя было проще?! – возмутился Артур Иванович. – Вот чтоб без этих фокусов?! Без пугалок и просилок?!

- Прости, но… Но я хотел тебя проверить. Ты оказался, в общем, хороший человек. Добрый. Мне это очень важно знать. Я старался следить за тобой. Вот, твой телефон раздобыл. Мы с мамой тебя любили все время.

- Да, да, - сказал Артур Иванович. – Я тоже, в сущности… Ладно, ладно. А кто эта инспектор Маликова? В смысле, чей голос?

- Соня, - сказал парень. – Моя девушка. Вот, привезла меня.

Он показал кивком головы. Неподалеку стоял «Мерседес».

- Кто там рядом сидит? – спросил Артур Иванович, вглядевшись.

- Мама.

- Можно на нее посмотреть?

- Нельзя, - сказал парень.

Повернулся, побежал к машине, уселся на заднее сиденье, и машина уехала.

[Гость Себастьян Козюлькин]

Измена.

 

Андрей Иванович, довольно известный в городе психолог, набрал номер домашнего телефона:

…. – Ира! Я … ! Как дела?

- Всё как обычно! – отозвалась жена. - Когда ждать сегодня?

- Тоже - «как обычно»! В восемь, полдевятого! Сейчас вот уезжаю на встречу с клиентом серьёзным. Он не местный, в гостинице поселился. А прямо оттуда домой. 

- Что за встреча, судьбоносная!?

- Они все - судьбоносные…, для них! Я часика на три отключусь, там так положено! Так что не звони, занят буду!

- Ждём…! – положила трубку жена. 

 

Андрей Иванович отключил мобильник, некоторое время посидел молча, потом набрал уже другой, но тоже домашний номер:

- Ира! Ты как, готова? Давай, в 14.15 у входа…, нет лучше прямо в номере - 206! Запомнила!? На рецепшене в курсе будут! Давай, не опаздывай, времени мало…!

 

Через час он лежал в огромной кровати номера 206 со своей подчинённой. Тоже Ирой. Чтобы не путаться! Андрей Иванович ещё с детства разговаривал во сне, и ничего с этим не мог поделать, куда только не обращался. Как говорят «сапожник без сапог!» Вот и выбрал себе даму с таким же именем, как и у жены. 

 

Человеком он был солидным, многие его уважали, некоторые боялись. А такие вот специфические отлучки с работы он и изменами-то искренне не считал. Так… релаксация, не более того. Но меры предосторожности всё же принимал, на всякий случай. Грамотный был человек, во всех отношениях!

 

Часиков в семь всё было кончено. Приняли душ по очереди, закусили, выпили немного По-деловому собрались, всё проверили, не осталось ли чего, следов, так сказать. Всё чинно, солидно, по-взрослому, без спешки и суеты! И почти без слов. Когда работаешь психологом, от слов так устаёшь! Расстались прямо у дверей номера, даже дальше, по коридору пошли в разные стороны. 

 

Около восьми Андрей Иванович попросил водителя тормознуть у гастронома. Оттуда он вышел с прозрачным пакетом, в котором угадывались … кефир, две пачки творога, банка кофе и батон белого хлеба. 

На пороге встретила верная жена, приняла пакет:

- Да, всё же есть, Андрюша...! – заглянула она внутрь. – Я сама только из гастронома.

- Ничего! Есть и … ещё будет, не пропадёт!

- Хозяйственный ты мой! – чмокнула его в щёку Ирина и внезапно насторожилась.

 

Что-то не так ей показалось, что-то примешивалось – чужое, хищное, коварное…, страшное… ! И надо сказать, запах это Ирина ощущала уже не впервые!

Сели ужинать.

- Как встреча!? – спросила, не понимая глаз от тарелки, жена.

- Нелегко прошло! Устал я сегодня. Полежать надо!

- Устал…! Полежать…! – эхом повторила за ним Ирина.

 

Андрей Иванович тяжело поднялся, прошёл в соседнюю комнату и прилёг на широкий диван, прикрыв глаза правой рукой. Покончив с посудой, жена тоже прошла в комнату и присела с краю.

 

- Андрей! – позвала она чуть слышно. – Андрюша!

- Что, что такое!? – встрепенулся муж. – Ты чего, Ириша!?

- Давно тебя хотела спросить! Да как-то не решалась! Ну, в общем, … ты мне изменяешь!? ... Все ведь изменяют, я знаю! ….А ты как!?

 

Андрей Иванович профессионально вздохнул, медленно поднялся с дивана, присел за письменный стол, достал карандаш и стопку бумаги. Рядом положил часы. И только потом внимательно взглянул на жену.

 

- Хочешь поговорить … об этом?

 

- Ну, я не знаю! Вообще-то да, хочу! Ты ведь говоришь об этом со своими клиентками! Но, если тебе неприятно… 

 

- Нет, нет! Пожалуйста! Мы столько лет вместе, а об этом не говорили ни разу. Что тебя конкретно беспокоит!?

 

Ирина некоторое время соображала, что же ей ответить.

- Меня беспокоит, не изменяешь ли ты мне с другой женщиной. Вот и всё, если прямо уж совсем ... конкретно!

 

- Пу-пу-пу-пу-пу! Пу-пу-пу-пу-пу!

 

Такие странные звуки Андрей Иванович издавал лишь в чрезвычайно редкие для него минуты возбуждения. Ирина это хорошо знала, и приготовилась к худшему. 

 

- Ну, что же! Хорошо! Тогда начнём!

- Давай …начнём!

- Представь себе, что мне приснился эротический сон, где я изменяю тебе с молодой эффектной женщиной. Изменяю во всех смыслах, всё очень ярко, красочно, сексуально, даже развращённо. А утром я тебе обо всем этом сам же и рассказываю. Как ты считаешь, я тебе изменил? Пусть и во сне. Какие твои ощущения!? 

 

- Нет, конечно! – нисколько не раздумывая, ответила Ирина. - Это же сон, не по-настоящему!

- Отлично! – поднялся во весь свой внушительный рост Андрей Иванович. – Значит, тебя не смутило, что мне это приснилось!? Ведь сон – это продолжение наших дневных мыслей!

 

Ирина несколько смутилась. И действительно, ведь снится то, о чём думаешь.

 

- Всё равно – это не измена! – всё-таки сделал она нелёгкий выбор. – Давай дальше!

- Та-ак! Отлично! – Андрей Иванович что-то быстро записал на листочке. 

– Подойди и распишись вот здесь, что … «сон – это не измена»! Пу-пу-пу-пу-пу!

Ирина подошла, прочла внимательно, как будто они были не дома, а у нотариуса. И … расписалась-таки! 

 

- Вот видишь, как всё интересно! – продолжил муж. – Пошли дальше! А если бы ты меня застала за просмотром порносайтов в интернете, сейчас этим многие балуются. Это как - измена!? 

 

Тут уж Ирина надолго задумалась. Одно дело – сон, человек себя не контролирует, а тут порносайт – надо найти, выбрать, зарегистрироваться, целая цепь осознанных действий… Это уже серьёзнее!

 

- Всё равно - нет! Это тоже ещё не измена! – выдохнула она. – Хотя более тяжкое преступление, чем просто сон! И главное – зачем тебе вся эта грязь… ты же интеллигентный человек! Доктор наук, профессор! Я не понимаю!

- Не из-ме-на! Подходим. Расписываемся. Пу-пу-пу-пу-пу!

 

Процедура согласования повторилась.

 

- Молодец, что подняла эту тему! Мы с тобой сейчас целую диссертацию состряпаем! Пошли дальше... ! Я в ресторане с друзьями, а все мои друзья, ты знаешь – это или бывшие, или будущие мои клиенты. Отказаться, значит клиента потерять! А с ним и заработок! Так вот пришли, а там… стриптиз! Настоящие девицы, реальные, голые … вокруг шеста! Куда мне деваться!? Уйти - не солидно! Вот и приходится пялиться! Это как – уже измена!? 

 

- Это, наверное… скорее работа твоя идиотская такая! – вспыхнула жена. – Всем и во всём угождать. Даже в … этом!

 

- Подходим, аккуратненько расписываемся! Пу-пу-пу-пу-пу!

 

Решили немного прерваться, чтобы расслабиться, снять напряжение. Попили молча чайку. Говорить ни о чём не хотелось. Минут через десять сеанс возобновился.

 

- Всё хорошо, Ира! Ты нормально держишься, мышление логическое, эмоциональный фон – средний. Всё прекрасно!

 

«Не могу уже вспомнить, с чего же мы начали-то !? А-а! Запах тот!» - билось в висках у Ирины.

 

- Следующий шаг! – торжественно объявил муж. – Задание усложняется! Сидим не в ресторане, а … в бане! Паримся, выпиваем, разговоры всякие мужские, ну, знаешь – работа, машины, рыбалка, политика…! И вдруг входят они, эти самые… девушки по вызову! Оказывается один из друзей заказал, а мы и не знали. Не выгонять же, уплачено! И опять же, я могу встать, выразить искренне возмущение, и уйти с гордо поднятой головой….! А могу и остаться, мне-то что, пусть они развлекаются, а я пойду, попарюсь. Это как – … наверное, уже почти измена!?

 

Ирина почувствовала, как кровь прилила к лицу, ей стало жарко и душно, капельки пота скатились по щеке. Она как-то уж слишком явственно представила себе эту ужасную по своей дикости картину… - её Андрюша скромно сидит в уголке, а вокруг… !

 

- Ты должен был встать, придумать что-то, извиниться … и уйти! 

- А я остался…., по многим причинам! Так что – ... измена!? – почти крикнул Андрей Иванович. Его огромная фигура нависла над сгорбившейся женой в ожидании приговора. 

- Принеси мне воды! – попросила Ирина. – Мне нехорошо!

- Нет, нет! Здесь нельзя отвлекаться! Сначала ответь!

- Ты должен был уйти!

- Я не об этом спрашиваю! Измена или нет! Или просто глупый поступок!

- Да, да! Именно! Теперь и я поняла! – с облегчением выдохнула Ирина. – Поступок, конечно, глупый, дурацкий, непродуманный поступок! И не более того!

- Давай, расписывайся! Пу-пу-пу-пу-пу!

 

- Что же! Когда измена-то….!? А!? – посмотрел муж жене прямо в глаза. – Когда же!?

 

Ирина молча покачала головой. Не знает, пока не видит!

 

- Наверное, мы сейчас достигли пика в нашей беседе! – тихо, но отчётливо произнёс Андрей Иванович. – Момент истины!

 

Ирина вся сжалась в точку. Она уже проклинала себя, что вообще затронула столь неоднозначную тему.

 

- Другой город. Командировка. Просыпаюсь я в гостиничном номере после сильной попойки. Всякое бывает, выпил, не рассчитал силы, что было дальше и как в номер попал - не помню. Стандартная ситуация!

- А при чём тут …измена!? – насторожилась Ирина.

- А при том! – повысил тон муж. – При том, что рядом со мной обнаруживается голая… совсем голая девица. А я, честное слово… ни сном, ни духом! Вот это как, Ира! Точно же измена!

- Ты же почти не ездишь никуда! – с тайной надеждой прошептала жена.

- Ты опять уходишь в сторону. Так мы с тобой ничего не выясним до конца!

- Не надо Андрюша! Прошу тебя! Это я просто так спросила, ну, дура – баба! Что ты хочешь! Пойдём спать, дорогой, я очень устала. Просто с ног валюсь!

- Отвечай! Измена это … или нет?

- Это измена на … 90%! – решилась всё же сказать правду Ирина.

- А оставшиеся …10!? - осведомился муж.

- Случайность, нелепость, казус…. Не знаю!

- Иди, расписывайся за свои … 90%! Пу-пу-пу-пу-пу!

 

Ирина из последних сил подошла к столу, трясущейся рукой подмахнула, уже ничего не читая, прошла в спальню и рухнула в кровать.

Пу-пу-пу-пу-пу! Пу-пу-пу-пу-пу! – слышалось из комнаты. Учёный муж, доктор наук и профессор подбивал итоги.

 

Вскоре и он прилёг рядом.

 

- А если бы я и завёл себе любовницу! - шепнул нежно, в самое ушко. - Ну так, для спортивного интереса, поддержания формы, тонуса ...! Это как, уже ведь точно измена!? Всё спланировано, всё осознано!? А!? Измена!???

- Пошёл к черту! - спокойно отреагировала жена. - Я тебе не подопытный кролик, на других тренируйся. Всё! Сплю!

 

- Измена, Иришенька, моя любимая! Это когда я тебя бросил и ушёл к другой женщине! То есть коренным образом ИЗМЕНИЛ твою жизнь, причём в негативную сторону. Вот что такое измена на 100%! А всё остальное … мелочи жизни: случайности, нелепости, казусы … пу-пу-пу-пу-пу! Спи спокойно, родная!

 

Муж удалился на кухню добивать отчёт, Ирина поглубже зарылась в одеяло и тихонько набрала номер на мобильнике:

 

- Андрю-ш-ш-ш-а-а-а! - шепнула она в трубку. - Может мне кажется, но он о чём-то догадывается. Давай завтра... не будем.... ничего! А там посмотрим. Спи ... родной... пу-пу-пу-пу-пу... - о, гос-с-с-с-поди!!!Тьфу!!!

 

©етевое

[Гость Себастьян Козюлькин]

ТОГДА КОМПЛЕКТУЮ, КУЛЕР ЗА УГЛОМ

 

 

Анна Валерьевна умерла достаточно спокойно. Инсульт произошел во сне, и потому проснулась она уже не у себя в кровати, а в просторной комнате с множеством других людей, как и она, ожидавших увидеть нечто иное.

 

Потолкавшись среди народу и выяснив что к чему и где, Анна Валерьевна протиснулась к большому справочному бюро, которое сначала направило ее обратно в очередь, потом на выход и только с третьего подхода (к вящему удовлетворению Анны Валерьевны, ибо и не таких бюрократов штурмом брали) операционист удосужился пробить ее по базе данных и сообщил:

– Вот распечатка кармы, третий кабинет направо за левым углом – получите комплектацию. Потом подойдете. Следующий.

Анна Валерьевна послушно взяла распечатку, ничего в ней не поняла и проследовала в указанном направлении.

– Карму давайте! – Анна Валерьевна подпрыгнула от неожиданности.

– К-карму?

– А вы можете дать что-то еще? – цинично поинтересовались за стойкой и буквально вырвали из рук Анны Валерьевны распечатку. – Так, карма у вас, скажем прямо, не ахти. Много с такой не навоюешь.

– Я не хочу воевать – испуганно пролепетала Анна.

– Все вы так говорите, – отмахнулись от нее и продолжили, – на ваше количество набранных баллов вы можете купить 138 земных лет человеческой жизни, 200 лет птичьей или лет 300 в виде дерева или камня. Советую камнем. Деревья, бывает, рубят.

– Сто тридцать восемь… – начала было Анна Валерьевна, но ее опять перебили.

– Именно сто тридцать восемь лет стандартной и ничем не примечательной жизни, заурядной внешности и без каких-либо необычностей.

– А если с необычностями?… Это я так, на всякий случай… уточняю…

– Ну, выбирайте сами. Необычностей много. Талант – 40 лет жизни, богатство – в зависимости от размера, брак, честно вам скажу, полжизни гробит.

Дети лет по 15 отнимают… Вот вы детей хотите?

– Нет… то есть да… двоих… нет, троих…

– Вы уж определитесь.

– Брак, троих детей, талант, богатство и чтобы по миру путешествовать! – на едином дыхании выпалила Анна Валерьевна, лихорадочно вспоминая чего ей еще не хватало в той жизни, – и красоту!

– Губа не дура! – хмыкнули из-за прилавка, – а теперь, уважаемая Анна Валерьевна, давайте посчитаем. Брак – это 64 года, остается 64. Трое детей – еще минус 45. Остается 19. Талант, допустим, не мирового масштаба, так, регионального, ну лет 20. А богатство лет 20 минимум. Лучше надо было предыдущую жизнь жить, недонабрали лет.

– А вот… – прикусила губу Анна Валерьевна, – если ничего…

– А если ничего, то 138 лет проживете одна в тесной квартирке, достаточной для одного человека и при здоровом образе жизни в следующий раз хватит на побольше лет – отбрили Анну Валерьевну.

– И ничего нельзя сделать?

– Ну почему же? – смягчились за прилавком, – можем организовать вам трудное детство – тогда высвободится лет 10. Можно брак сделать поздним – тогда он не полжизни отхватит. Если развод – еще кредит появится, а если муж сатрап, то авось и талант мирового масштаба сможем укомплетовать.

– Да это же грабеж…

– Свекровь-самодурка карму неплохо очищает, – проигнорировали ее возмущение и продолжили, – можно вам добавить пьяного акушера и инвалидность с детства. А если пожелаете…

– Не пожелаю! – Анна Валерьевна попыталась взять в свои руки контроль над ситуацией, – Мне, пожалуйста, двоих детей, брак лет этак на 40 по текущему курсу, талант пусть региональный будет, ну и богатство чтобы путешествовать, не больше.

– Все? Красоты вам не отсыпать? У вас еще 50 лет осталось… нет? Тогда комплектую… – девушка за прилавком достала кружку и стала высыпать в нее порошки разных цветов, приговаривая себе под нос: «брак сорокалетний, есть, дети – две штуки есть, талант… талант… вот пожалуй так, деньги… сюда, а остальное от мужа еще… Все!»

Анна Валерьевна недоверчиво покосилась на полулитровую кружку, заполненную цветным песком, которую ей протянули из-за прилавка.

– А если, скажем, я талант не использую, я дольше проживу?

– Как вы проживете – это ваши проблемы. Заказ я вам упаковала, разбавите с водой и выпьете. Товары упакованы, возврату и обмену не подлежат! Если вы пальто купите и носить не будете – это уже ваши проблемы.

– А…

– Счет-фактура вам, уверяю, не пригодится.

– А…

– Да что вы все «А» да «А»! Судьбу вы себе выбрали, предпосылки мы вам намешали, все остальное в ваших руках. Кулер за углом. Следующий!

 

Последнее, что успела подумать Анна Валерьевна перед собственными родами, было: «Вот вроде все с моего ведома и разрешения, а такое ощущение, что меня все-таки обдурили».

Хотя нет, мимолетной искрой у нее в мозгу успела пронестись мысль о том, что ей интересно, как ее назовут.

 

©етевое

[Гость Себастьян Козюлькин]

ВСЕ ХОРОШО, КОЛЕЧКА. ПОТЕРПИ, ПАРЕНЬ

 

 

Женщина стояла в очереди в супермаркете рядом с дедушкой и его непослушным маленьким внуком. Руки мальчика были полны конфет, батончиков и прочих сладостей. Но он продолжал всё время капризничать и вертеться по сторонам.

 

«Спокойно, Колечка, осталось совсем немного… Хороший мальчик» - сказал дед.

Через время ребенок снова стал капризничать, а дедушка спокойно сказал: «Все хорошо, Колечка. Еще пару минут, и мы поедем домой. Потерпи, парень».

На кассе маленькому демону взбрело в голову выбросить все товары из тележки. Дедушка снова сказал спокойным тоном: «Коль, Коль, расслабься, приятель, не расстраивайся. Еще пять минут и мы будем дома. Успокойся, пожалуйста».

Женщину это очень впечатлило. Когда она вышла на улицу, сразу подошла к дедушке с внуком, которые садились в машину и сказала:

— Это, конечно, не мое дело, но вы вели себя там просто удивительно! Вы оставались сдержанным и спокойно говорили с мальчиком даже после того, как он так ужасно себя вел! Коля, тебе очень повезло с дедушкой!

— Спасибо, — ответил дедушка. Но Коля – это я. А этого маленького засранца зовут Серёжей.

 

©етевое

[Гость Себастьян Козюлькин]

САМОЕ ЧЕСТНОЕ СОБЕСЕДОВАНИЕ

 

1. Почему вы выбрали именно нашу компанию?

Вы идиот? Я направил резюме в десяток мест. Где устроюсь быстрее и выгоднее – там и хорошо.

 

2. Как вы считаете, почему мы должны выбрать именно вас?

Вам работники вообще нужны? Ну вот он я. Работник. Именно меня стоит выбрать хотя бы потому, что я явно умнее всех тех, кто заливал на эти вопросы стандартную чушь. И умнее вас, между прочим, потому что я никогда таких дурацких вопросов бы не задал.

 

3. Какую зарплату вы хотели бы получать?

2,5 млн. $ в год, как президент США. Что за вопрос? Естественно, я хочу получать настолько высокую зарплату, насколько вы сможете мне заплатить. Только ведь вы всё равно не заплатите. Тогда нечего и выпендриваться. Всё равно выбор за мной: вы говорите цену, я говорю – согласен или нет.

 

4. Почему вы ушли с предыдущего места работы?

Предположим, отвечу честно: маленькая зарплата или отсутствие карьерного роста, или бесперспективность, или не сошелся с коллективом, или не понравился собаке начальника. И что? Вы же не знаете, сойдусь ли я с вашим начальником, коллективом и их собакой. И не узнаете, пока не попробуете.

 

5. Кем вы видите себя через 5 лет в нашей компании?

Вот вам встречный вопрос: какие планы компании на ближайшие 5 лет? Нет таких? Так если вы сами не знаете, что с вами будет через 20 лет, будет ли компания и какую нишу она намеревается занять, то мне-то откуда это знать?

 

6. Какие у вас были достижения на предыдущем месте работы?

А резюме недостаточно, значит. Ну хорошо. Я отлично работал и великолепно справлялся со своими обязанностями. Вот это – достижение! Я вас разочарую: при правильном руководстве и хорошей работе никаких достижений быть не должно! Работать надо, а не ерундой маяться и достижения достигать!

 

7. Каким бы вы хотели видеть своего начальника?

Я бы хотел его не видеть. Серьезно, мне нет разницы как он выглядит. Главное, чтобы он был начальником: тем, кто может нормально и внятно сформулировать задачи. А в остальном, пусть хоть в красных труселях на белой капибаре разъезжает по офису.

 

8. Какие у вас есть достоинства?

На гуслях я умею играть и плеваться на 15 метров в длину. Если вам нужна моя квалификация, то она указана в резюме. Если вам что-то нужно еще – то об этом и спросите. А если вы сами не знаете, чего вы хотите и что вам нужно, то тут, извините, ничем помочь не могу. Формулировать скрытые и неясные желания – это вам к психиатру нужно.

 

9. Каковы ваши недостатки?

Хорошо тенором пою, соседи жалуются, а в консерватории сказали – талант. Вот еще: когда ем суп, зачерпываю ложкой к себе, а не от себя!

 

©етевое

[Любопытный Мальчик]

@Себастьян Козюлькин, ну и как, приняли его? :-)