День Победы!!!

[Гость Prolog]

Война нас гнула и косила,

Пришел конец и ей самой.

Четыре года мать без сына, -

Бери шинель, пошли домой!

 

К золе и к пеплу наших улиц

Опять, опять, товарищ мой,

Скворцы пропавшие вернулись, -

Бери шинель, пошли домой!

[Гость zeon_r]

История праздника

 

Введён в 1945 году, однако с 1947 года являлся рабочим днём.

Праздничный салют на Красной площади

 

Впервые широко был отпразднован в СССР лишь спустя два десятилетия при Брежневе. В том же юбилейном 1965 году День Победы стал нерабочим.

 

В период существования СССР не было традиции проведения военных парадов на Красной площади 9 мая; ежегодно парады проводились 1 мая и 7 ноября, а на 9 мая парады были лишь в юбилейные 1965, 1985 и 1990 годы.

 

После распада СССР парады 9 мая на Красной площади не проводились до юбилейного 1995 года. Тогда в Москве прошли два парада: на Красной площади (в пешем строю) и на Поклонной горе (с участием войск и боевой техники).

 

С тех пор парады на Красной площади стали проводить ежегодно — но без боевой техники. С 2008 года парад стал вновь проводиться с участием боевой техники, в том числе военной авиации.

 

Праздничные шествия в честь Дня Победы традиционно проходят во всех городах-героях, военных округах в ряде крупных городов России и стран СНГ.

 

В этот день традиционно встречаются фронтовики, возлагаются венки к Могиле Неизвестного Солдата, памятникам Славы и воинской доблести, гремит праздничный салют.

 

Поздравляю всех с Праздником!!!

[донецкий]

Победа в Великой Отечественной Войне - праздник наших дедов и отцов.

А Великих прадедов поганые потомки победу эту просрали.

 

Наши больше не придут

 

 

 

 

Мой отец умер в декабре 1991 года в 70-летнем возрасте от остановки сердца. За два дня до его смерти я приехал к нему в больницу, он впопыхах обнял меня и со страшной неуверенностью в голосе спросил: «Сынок, зачем мне дальше жить?»

 

Я, пойманный врасплох вопросом, за которым вдруг восстала вся его жизнь, честно сказал: «Не знаю». И он не знал. Поэтому, я думаю, через два дня и умер.

 

Он в 41-м ушел на фронт со студенческой скамьи, попал в окружение, потом вышел к партизанам, с ними воевал в брянских лесах, получил орден Красной Звезды и множество медалей. А в 43-м стал военкором, и совсем недавно я обнаружил в Интернете его заметку «Скоро придут наши», извлеченную кем-то из «Партизанской правды». И эта заметка, написанная еще нетвердой юношеской рукой, потрясла меня до глубины души, до слез.

 

«В холодной нетопленой комнате, кутаясь в лохмотья, жмутся дети к исстрадавшейся матери. Сухими, выплаканными глазами женщина смотрит сквозь разбитое окно на мертвую изуродованную улицу. Гладит по головкам голодных ребятишек и, чтобы не плакали они, в сотый раз повторяет: «Скоро придут наши»...»

 

Я вдруг загривком понял, почему мы победили в той войне. Была и битва под Москвой, остановившая план «Барбаросса», и Курская дуга, решившая исход войны, и еще много великих битв, но суть все же не в них. Даже если бы мы проиграли и под Москвой, и под Курском, все равно бы выиграли. Потому что миллионы людей думали и чувствовали так, как думал и писал мой папа.

 

Эта его заметка была насквозь пропитана, и даже ощущение – написана единым духом, делавшим непобедимой нацию: что бы ни случилось, ни стряслось – наши придут! И то, что они впрямь пришли и папины военные заметки оказались не брехней, а чистой правдой, в нем отлилось каким-то клеточным, неубиенным оптимизмом, с которым было бесполезно спорить.

 

Вера в этих «наших», синонимичных в его время советским людям, победившим фашизм, порожденный мировой буржуазией, до конца дней была самой твердой в нем. И когда пришла вся болтанка Горбачева, которой я сперва был воодушевлен, а потом разочарован, он с шуточным прикрытием его неистребимой веры говорил: «Ничего! Наши стоят под Тулой!» И чем больше я со своим фрондерством, не имевшим за спиной его Победы, спорил с ним, тем больше мне казалось, что они неким невидимым градом Китежем там и впрямь стоят…

 

Но вот и я достиг тех лет, когда надо иметь какой-то твердый Китеж за душой. Увы, он призрачен настолько, что с тем отцовским, большевистским и близко не сравнить. И еще я понял, в чем наше с ним главное различие. Он жил всю жизнь лучами завтрашнего дня, который по определению был для него лучше вчерашнего. А я, мы, живущие сейчас, все больше тянемся обратно к прошлому.

 

Вступив в коммунисты на войне, он называл впавшего в маразм генсека Брежнева «бровеносцем» и «гиббоном». Но верил, что это – наносное и наши как дембель, который по армейской поговорке неизбежен, все равно придут: «Чем чаще эти мумии менять, тем лучше! Наши уже на подходе!»

 

Весь опыт его жизни говорил, что движемся мы к лучшему, и никакие перегибы, как извилины большой реки, не могут это отменить. А почему перегиб на перегибе, отвечал с присущим ему юмором: «Потому что идем неизведанным путем!»

 

Он родился в глухом селе на Ставрополье, да еще в том конце села, который назывался Непочетка. И в детстве самым большим чудом света для него стал «фимический» карандаш, подаренный ему за вспашку «конем» соседского огорода. А дожил до Гагарина, цветного телевизора; за круглые пятерки его, прикатившего в Москву с тощей котомкой, приняли в самый элитный тогда ВУЗ страны – ИФЛИ.

 

«Вот это, – говорил он, – демократия, когда крестьянский сын имеет право на образование и любой пост в стране наравне с сыном министра!» И вся его родня в Ставропольском крае, в Боксане, Нальчике, Грозном, по которой он меня провез однажды для наглядного урока, демонстрировала тот же рост. Всего за одно поколение на той периферии поднялись от керосиновой лампы до электронной; покрыли крыши вместо дранки рубероидом, потом шифером и железом; купили «тевелизоры», «моциклеты», холодильники; стали летать в Москву на самолетах – те, кто еще недавно не знал ничего быстрей конной упряжки и никого важней сельского попа. А тут еще сын Аньки с Непочетки Васька Росляков преподает в главном Московском Университете Ломоносова! И когда мой дедушка растолковал моей малограмотной бабушке, кем стал в Москве ее сын, та от переизбытка чувств грохнулась на пол, еле откачали.

 

И наши люди, получившие невиданные блага от советской власти, очень знали, за что воевали в ту Отечественную, на которой воевал и мой отец, и дед. Просто «за Сталина» никто бы с таким чрезвычайным героизмом воевать не стал. Перед Сталиным отец преклонялся как перед величайшим гением, сделавшим страну великой, хоть и ценой невинных жертв. Но на его памяти в деревнях невинно гибло от голодной жизни и отсутствия врачей куда больше, чем от всех сталинских репрессий. У него самого умерли так трое старших братьев. Но он и не мыслил о возврате сталинизма, понимая его не как конечную, а как начальную, трагическую и великую, как всякое начало, точку развития идущей к лучшему страны.

 

Он смотрел в будущее так, как смотрит в урожай крестьянин, с кровавыми мозолями вспахавший и засеявший его надел. Но такого урожайного крестьянства у нас уже почти не стало, и жрем по преимуществу с чужих полей. И смотрим, как это ни парадоксально для не выходящей из реформ страны, все больше в прошлое. Одни – в советское, все больше кажущееся раем для его поклонников. Другие – в царское, третьи – в православную архаику, четвертые – в доправославное еще язычество. И я, как ни тяну себя за уши в будущее, качусь душой в советское былое, где все же было больше равенства и братства, и музыки, и литературы, и научного прогресса, и свершений, внушавших любовь к Родине и веру в личное бессмертие. А в будущем кроме гниенья обожравшегося брюха, хоть убей, не вижу ничего.

 

Мой же отец до самого последнего даже не года, а месяца его жизни светлое будущее видел. И этим, безусловно, был счастливей моего.

 

Но в конце 91-го, положившем конец всему, за что он жил, для него пришел час самой тяжкой жизненной расплаты. Когда столкнулись лбами Ельцин и ГКЧП, он не был ни за ту, ни за другую сторону. Точным чутьем прожившего жизнь человека он сразу уловил, что Ельцин, чьим бесстрашием я восхищался поначалу – не сеятель и не строитель, а лишь отчаянно властолюбивый разрушитель. Но и гекачеписты с их личной трусостью и сходством с прежними «гиббонами» – были тоже для него «не наши». А наши, которые согласно его вере должны были прийти на ключевом изломе, так и не пришли. И он со всей ужасной для искренне верящего очевидностью понял, что и не придут.

 

Самым презренным словом для него было «лавочники», всегда порождающие на конце фашизм. Он обожал Пушкина, Чайковского, читал со смаком наставления Мономаха и прочую историю родной страны. Но понял, что страна, за которую он воевал и жил, за которую воевали и жили Мономаховичи, Пушкины, Чайковские, закончилась.

 

Настала страна лавочников. Но жить в такой стране он не хотел. А потом, когда русских погнали, как какой-то сор, с Кавказа, я получил письмо от 90-летнего отцовского учителя, выброшенного из Грозного, куда его раньше отрядили обучать детей. Старый человек ничего не просил, просто делился горечью от всего того, что мой отец уже не застал и не увидел. Читалось это письмо – как из какой-то Нерчинской ссылки, хотя старик вернулся в свой же теплый Ставропольский край. Но его выслали из той страны, которую он строил заодно с моим отцом. И я подумал: как хорошо, что мой отец не дожил до этого позора! До страны, в которой наши люди, победившие фашизм, снова очутились в положении женщины, которая в холодной комнате смотрит сквозь разбитое окно на улицу – но ничего уже не может сказать детям. Поскольку наши больше не придут.

 

Мы потому и пятимся, как раки, вспять, что сознаем: будущее нам ничем не светит и самое большое, чем мы можем успокоиться – не думать о нем вовсе. Как только проедим свои природные запасы, тут нам и конец: впрок ничего ж не заготовлено, поля не вспаханы и не засеяны, и сами орудия труда сданы во вторчермет.

 

Но жизнь не терпит пустоты, и если наши не больше придут, на нашу землю неизбежно придут не наши. Поскольку для нее все одинаковы: кто на ней трудится и сеет, того она и приемлет, тому и родит. Этих чужих с каждым годом на родной земле все больше, их речь заполоняет наши улицы – как когда-то речь немецких оккупантов. Но к этим новым чужим у меня нет зла, они – завоеватели, но мирные, порабощающие нас не гнусным планом «Барбаросса», но святым путем труда. Наоборот, я к ним питаю даже уважение на грани восхищения: как им удается обустраиваться на чужой земле, при всем недружелюбии ее аборигенов и ментов. Но все равно отделаться от ощущения, что они – те же захватчики, которых моему отцу и деду удалось отбить когда-то, – не могу. Да, счастье моих предков – не видеть всей этой напасти, бессмыслящей их веру, жертвы и труды. Но не придется ли моим потомкам собирать свои котомки на потерянной для них земле?

 

Источник http://forum.msk.ru/stalin/540723.html

[Гость Kniaz]

А были в войне не военные потери??? Или кто не в сапогаг не люди???

Тема не военных потерь очень неоднозначна и точных цифр нет. Но Полководцы СССР к ним не причастны.

Уважаемые, давайте поздравлять в соответствующем разделе

[Гость Prolog]

Поглядел парад в Киеве - тоже прикольно!!))

 

С Днем Победы и наши братские народы!!!!

[Хмурый]

Полководцы СССР к ним не причастны.

к 9 июля Красная армия потеряла 11,7 тысячи танков, 19 тысяч орудий и минометов, более миллиона единиц стрелкового оружия. К концу сентября, повторюсь, 15,5 тысячи танков, 67 тысяч орудий и минометов, почти 4 млн. единиц стрелкового оружия. Это были сотни тысяч тонн стали. Это было оружие, созданное ценой миллионов жизней. Это была продукция Харьковского, Челябинского, Сталинградского тракторного заводов, за которую было заплачено голодом и людоедством. Вопрос – что было причиной этого беспримерного бегства?

12 сентября 1941 года Сталин подписывает директиву о создании заградотрядов.

"До самого конца русские, не обращая внимание на потери, бросали пехоту в атаку в почти сомкнутых строях".

«Большие, плотные массы людей маршировали по минным полям»,

 

«Штабеля трупов у железной дороги выглядели пока как заснеженные холмы. Были видны лишь тела, лежащие сверху. Весной, когда снег растаял, открылось всё, что было внизу. У самой земли лежали убитые, в летнем обмундировании, в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 года. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках. Выше – сибиряки в полушубках и валенках. Еще выше – политбойцы в ватниках и тряпичных шапках. На них – тела в шинелях и маскхалатах, с масками на головах и без них».

 

За волнами пехоты, которые катились одна за другой, стояли заградотряды. Рядовые не могли отступить, но это не означало, что не могли отступить командиры. Для того чтобы отступить, им надо было всего лишь израсходовать личный состав. «Давай, мать твою, дорасходуй живую силу, отступаем на формирование»,

[Гость Себастьян Козюлькин]

.

[донецкий]

Сергуня

 

Не могу удержаться, чтобы не процитировать замечательные стихи Бориса Михайловича Гунько:

 

Я помню - Война грохотала,

И было на сердце темно,

Когда я смотрел про Чапая

В глухом городишке кино.

 

Месилась кровавая каша,

Нас били - зал горько молчал,

И вдруг звонким голосом «НАШИ !!!»

Мальчонка один закричал

 

Промчались они на экране,

И словно пахнуло весной,

И взрослые люди рыдали,

В далёком сибирском кино

 

И я с ними радостно плакал,

И мысленно мчался в огне,

С любимым Чапаем в атаку,

На белом красавце коне!

 

Шли годы - в них всякое было,

Я многое в жизни постиг,

Но сердце моё не забыло,

Тот звонкий мальчишеский крик

 

И ныне, когда лихолетье

Лютует, Святыни круша,

О, как этим возгласом детским,

Моя согревалась душа

 

И как бы мне ни было страшно,

Я искренне верил всегда,

Что снова появятся НАШИ,

И снова отхлынет беда!

 

Я верил - ОНИ где-то близко!

Я ждал - вот, труба зазвучит!

Я думал - да где ж тот мальчишка?!

Когда же он вновь закричит?!

 

Но тщетно впивался я в лица,

Случайных и близких людей,

В них не было дивной жар-птицы,

Мальчишеской жизни моей!

 

И вдруг, в моём сердце уставшем,

Как огненный свет янтаря,

Сверкнула догадка,

Что «НАШИ» - сегодня - НИ КТО-ТО - а Я!!!

 

И быть мне последним Иудой,

Коль стану надеждою жить,

Что КТО-ТО устроит мне Чудо,

А я буду в ладушки бить!

 

Но если, не ведая страха,

Я встану и выйду вперёд,

Мальчонка, как майская птаха,

От радости вновь запоёт!

 

Скликая живущих и Павших,

Под сень легендарных Знамён,

Восторженным голосом: «НАШИ!!!»

Поднимет товарищей он!

 

И встанут их тысячи тысяч,

И прочь побегут палачи!

Ты слышишь, мальчонка,

Я - НАШИ, я - ВЫШЕЛ!

Скорей, сорванец, закричи!

 

Борис Михайлович Гунько.

(Автобиографическое стихотворение

по воспоминаниям эвакуации из Осаждённой Москвы в Сибирь)

 

Смотреть КЛИП на этот стих http://9e-maya.ru/forum/index.php/topic,792.0.html

[Хмурый]

поганые потомки победу эту просрали.

 

Наши больше не придут

Где ты нарыл эту погань?

[Хмурый]

Борис Михайлович Гунько.

первый пропагандист маоизма в России Борис Михайлович Гунько (1933–2006)

 

Борис Михайлович был плохим поэтом, но хорошим коммунистом, человеком редчайшего упорства и принципиальности. Хотя и состоял в брежневистской РКРП, которую долго надеялся исправить.

 

Много лет каждую субботу он выходил на т.н. «цепочку», пикет в центре Москвы, его речи были пламенны и выдержанны, ироничны и серьёзны. Он последовательно выступал против милитаризма, преклонения перед военщиной, в полном согласии с ленинизмом выступал за поражение империалистического правительства в Чечне, обличая зверства российской армии и эмоционально называя её армией фашистской.

[Хмурый]

.

[донецкий]

За что сражались советские люди.

(Анатолий Иванов о сути Великой Отечественной)

 

Диалог происходит в фашистском плену. В каменоломнях Бухенвальда. В лагерном лазарете, где руководитель советского коммунистического подполья , врач Паровозников скрывает красноармейца от начальника лагерного участка - гомосексуалиста и садиста Айзеля.

 

«- но ответе – объясните… я давно заметил это: почему во всех лагерях, повсюду, самое зверское отношение с нами ? Самые страшные пытки – нам ! Самые страшные издевательства – нам…

-Потому, что мы русские, Вася, советские, - сказал Паровозников спокойно. И, отойдя от Василия, молча постояв у стола, прибавил: - А все советское ассоциируется у них со словом, с понятие – русский. Они, фашисты… да и не только одни фашисты, хотят нас истребить поголовно. За то, что мы осмелились жить и живем по человеческим законам. И показываем в этом пример другим. За революцию семнадцатого года. Они не могут справиться с ней. Они рассчитывают уничтожить ее и память о ней на земле, уничтожив прежде всего нас, русских, а остальных превратив в рабов. Причем в рабов бессловесных и покорных. Они рассчитывают остальных стерилизовать, что бы не было потомства. Потушить мозг , что бы и проблеска сознания не возникало…

И это… такое возможно !? – едва пошевелил губами Василий.

- Если ты имеешь в виду медицинскую сторону – возможно. Я врач, я это знаю … Они делают давно различные чудовищные опыты над людьми. И здесь в Бухенвальде, и в других лагерях.

…..

- Но нет, Вася. Чудовищным этим планам сбыться не суждено. Они прольют море крови и уничтожат миллионы людей. Но с разумом человеческим им не справиться, не одолеть его. Жизнь им не остановить…..

-Вот Губарев, скажем, - продолжал Никита Гаврилович тем же ровным и спокойным голосом. Физически они его уничтожили. А духовно ? Ведь он с самого начала отчетливо сознавал, что, переправляя тебя сюда к нам в лазарет, обрекает себя на мучительную смерть.

-Он это … знал?!- прошептал Василий.

-Конечно. Не за Назарова же браться Айзелю после твоего исчезновения…Знал… И если ты останешься жив, не забывай это никогда…

Василий, потрясенный, молчал.

- Он это знал, -повторил Паравозников.- Но им никогда не понять, почему он пошел на это, что его заставило на такое решиться. Им не понять природу нашей психики и характеров, не понять нашу духовную природу. Вот почему их планы обречены на провал……»

 

Из романа А. Иванова «Вечный зов»

 

Как видим, современные рыночные оккупанты учли все ошибки немецких фашистов и направили основные силы именно на духовную кастрацию русских-советских. Кстати, суть этой послевоенной доктрины разбольшевичивания русских «План А.Даллеса» и изложил в этой же книги А. Иванов.

 

Стоит только удивляться планомерности, последовательности и результативности его осуществления в 60-70-е годы при полном отсутствии противодействия со стороны просоветских сил. Видимо хрущевская парт и культ-элита уже полностью взяла бразды смысло и целепологания под свой контроль. Но это уже другая история... Для нас здесь важно то, что Иванов фиксирует смысл и суть того, за что сражались и погибали советские герои. Это тот тип общества и жизнеустройства, что противоположен иудо-западной конкуренции и взаимной вражде шкурных организмов и наций. Это светлый путь изживания взаимонасилия, стяжательства, паразитизма и расистского деления на «высших» и «биоматериал» - путь торжества русско-советского мировоззрения – путь обретения Родины . Какой уж тут –«мир во всем мире», «ради мира на земле» - здесь смертельная схватка двух непримиримых полюсов миропонимания и представления о должном. И исход один – война до полной победы одной из сторон.

Правда, враги побеждают. Уже сейчас Россия – одна большая «газовая камера» рыночно-шкурного удушья, где задыхаются именно русско-советские люди. Но пока есть хоть отдушины в виде памяти о русском коммунистическом прорыве, а вот когда извратят и сотрут из памяти и Русскую Революцию и Сталинские Победы – тогда точно писец.

 

Вывод тут можно сделать только один – если ты рад Победе, то понимай ее смысл. Сегодня уже процентов 70 «празднующих» - просто или шизоиды или олигофрены (прагматичных психотехнологов не касается), ибо не понимают сути того чему они рады. Радоваться георгиевской ленточке на своем хвосте может и собака Павлова - так же дрессируется.

 

По большому счету, лишь небольшая часть бойцов русско-советского сопротивления, имеет моральное право называть эту Победу своей, кто хранит дух и сознание победителей. Это право, в прочем, нужно и подтверждать ежедневно еще… до смерти или Победы.

Святкин форум 9мая

 

 

ХМУРОМУ

Я понимаю, что работа такая. Но так гадить, Бог накажет!